Тем временем Чавес, оставшийся один в своем кабинете, бессильно падает в кресло. Хватит обманывать себя. Самый благородный из его друзей не стал скрывать, насколько опасна эта болезнь, и высказал опасения относительно будущего революции, которую они вдвоем когда-то задумали. Уго Чавес не может простить жизни подобного предательства. Того, что она так подло спасовала перед смертью. Его смертью.
Приоритетные решения
Зал Совета министров был заполнен людьми, на лицах читалась озабоченность. Все понимали, что дни президента, скорее всего, сочтены, и хотя представители правящей верхушки старались скрывать тревогу, тишина и напряжение, царившие вокруг, красноречиво свидетельствовали об истинных чувствах участников совещания.
Приближенные к Чавесу персоны очень хорошо знали, насколько легко президент попадал под влияние тех, кем восхищался или кого обожествлял, как это было в случае с Фиделем Кастро. Знали и то, как он умел своей искренностью и веселыми шутками обольстить народ. Но на собственном опыте эти люди испытали и другое – то, каким суровым и непреклонным бывал Чавес с непосредственными подчиненными, особенно если они совершали ошибку, которая могла нанести урон его имиджу. И по мере того, как Чавес укреплялся во власти, эти черты обострялись. Порой Уго бывал очень жестоким.
Сейчас, когда Чавес знал всю правду о своей болезни, он сделался угрюмым, холодным и еще более скрытным в отношениях с соратниками. Настроение его колебалось между желанием жить и ненавистью к тем, кто после его смерти останется на этой земле. Его преследовали мысли о будущем. Сколько он еще проживет? А вдруг случится чудо и он сумеет выкарабкаться?
Чавес проводил последнее совещание кабинета министров перед своим возвращением в Гавану. Он выглядел рассеянным и вялым. Остальные сидели с вытянутыми лицами, и тут министр обороны заявил, что нужно в срочном порядке отдать распоряжение о дополнительном переводе денег России. Как он объяснил, вооруженные силы Венесуэлы нуждаются в технической помощи и запчастях для реактивных истребителей-бомбардировщиков Сухого – это самое значительное приобретение военного назначения, на которое пошло правительство Чавеса. Венесуэльские летчики, обученные в России, до сих пор не способны летать на русских истребителях, поэтому в наших эскадрильях много русских. Если мы не заплатим, русские, по их словам, отзовут своих пилотов и оставят самолеты стоять на земле. Хотя на самом деле всем было хорошо известно, что это Чавес не позволил, чтобы венесуэльских летчиков как следует обучили управлять самолетами Сухого. Он боялся измены, а если учесть боевую мощь этих самолетов, то измена со стороны нескольких молодых пилотов могла бы стать смертельным ударом для его правительства – и для него самого, разумеется. Во время доклада министра Чавес, который, казалось, мыслями витал где-то далеко, проявлял явное нетерпение и не желал ни во что вникать. Но вдруг он сообщил, что сам Владимир Путин позвонил ему и весьма настойчиво призвал погасить гигантские долги, числившиеся за Венесуэлой после покупки вооружения у России. Без долгих размышлений, хотя вроде как и не слишком охотно, Чавес разрешил выплатить эти деньги и перешел к следующему пункту повестки дня.
Слово дали министру здравоохранения. Она выглядела расстроенной, но старалась держать себя в руках. И все-таки в конце концов решила, что промолчать не имеет права. Она заявила, что выступает против выплаты долгов русским, а потом поведала о проблемах своего министерства.
– Сеньор президент, – сказала она слегка изменившимся от волнения, но довольно твердым голосом, – при всем моем уважении к вам хочу высказать свое мнение: лучше эту фантастическую по размеру часть бюджетных денег использовать на оплату уже давно просроченных заказов: в наших больницах не хватает лекарств, были случаи, когда наркоз переставал действовать еще до того, как хирург закончил операцию. У нас больше нет вакцины для детских прививок, и мы уже зарегистрировали случаи возвращения полиомиелита и туберкулеза, с которыми в нашей стране еще какое-то время назад было покончено. В операционных совсем плохо обстоят дела с дезинфицирующими средствами. Больницы разрушаются буквально на глазах, даже те, которые мы открыли всего несколько лет назад. Мы кучу денег задолжали врачам, медсестрам и нашим поставщикам. В кредит нам больше никто ничего не отпускает. И все эти проблемы мы могли бы решить с помощью тех денег, которые сейчас пускаются на ветер. Зачем платить русским за вооружение, которым мы не умеем пользоваться?! К тому же эти русские бомбардировщики то и дело падают! Неужели нам действительно необходимо столько тратить на оружие?
Подобную дерзость кабинет министров встретил единодушным гробовым молчанием. Даже президент разбушевался не сразу. Сначала он просто не поверил собственным ушам. Прошло несколько долгих и напряженных секунд, прежде чем он вскочил, шарахнул кулаком по столу и обрушил поток ругательств на голову бедной женщины.
– Я не хочу больше слушать ваши причитания! – заорал он. – Вам выделены бюджетные средства, вот и постарайтесь тратить их эффективно! И разберитесь с воровством лекарств в больницах. Научитесь лучше использовать то, что имеете! Ваш отзыв о наших всеми уважаемых вооруженных силах – это серьезная ошибка, и она свидетельствует о недостатке у вас патриотизма. Главное для нас сейчас не строительство нескольких новых больниц, а независимость нашей страны и вооруженная защита революции!
Министры по-прежнему молчали, они знали, что больше никогда не увидят свою коллегу на заседаниях кабинета.
– Давайте продолжим, – с нетерпением потребовал президент. – Какой у нас следующий пункт?
Верность будет вознаграждена
G2 и ЦРУ были не единственными организациями, готовившимися к возможной кончине Чавеса. Дома у Гонсало Хирона собрались, соблюдая максимальные предосторожности, пять войсковых генералов, два генерала авиации и два адмирала, а также три генерала национальной гвардии. Все они были одеты в гражданское и прибыли без сопровождения, сев за руль личных автомобилей. Участники встречи говорили возбужденно и сумбурно, пока не раздался звонок хозяйского телефона. Хирон ответил, послушал невидимого собеседника, дал отбой и сообщил своим гостям, стараясь скрыть нервное возбуждение:
– Он подъезжает.
Вскоре появился Пран в сопровождении как всегда элегантного Вилли Гарсиа. Все встали в знак приветствия, но Пран никому не подал руки, он лишь посмотрел в глаза каждому из членов “своей команды” по очереди и, не спросив позволения у хозяина, уселся в самое приметное кресло, в то самое, которое прежде занимал Хирон. Вилли сел по правую руку от него, а Хирон, словно простой адъютант, поспешно отправился за дополнительными стульями.
Все чувствовали себя неловко в те долгие секунды, пока Пран хранил молчание. Этого времени хватило, чтобы присутствующие успели как следует рассмотреть малорослую, но очень сильную фигуру Прана, при этом их не отпускали чувства смущения, растерянности и даже робости.
Дело в том, что Пран в разговорах с другими людьми очень умело использовал всякого рода паузы и довел эту технику до совершенства. А еще он имел привычку начинать любую беседу с долгих рассуждений на темы, никакого отношения не имеющие к тому, ради чего устраивалась встреча, и ни в коей степени не интересные собеседникам. Но это было еще одним из многих, и очень изощренных, способов показать, кто здесь главный.
