Она не знала, должна ли верить ему, зато знала, что чувствует отчаянную потребность обнять его. Здесь и сейчас.
Два шпиона в очередной раз почувствовали себя просто любовниками. Им больше не нужны были ни слова, ни доводы рассудка.
Глава 21
Умереть, убивая
Что толку быть живым?
Он больше десяти раз репетировал перед зеркалом. И все равно получалось как-то не так.
– Мне ведь всегда бывает трудно выступать, любовь моя… Ты и сама это знаешь, – сказал он жене, уже начинавшей терять терпение.
Силия превратилась в наставницу Николаса и учила его управлять голосом, правильно себя держать, а также ораторскому искусству. Она была женщиной амбициозной, стремилась к успеху, обеспеченной жизни и почету, однако во всем этом судьба ей до сих пор отказывала. И вот теперь Силия неудержимо возмечтала о власти.
Но предстояло сделать один неизбежный шаг, который на поверку оказался гораздо труднее, чем можно было ожидать: ее супругу надлежало выступить перед всей страной и сообщить согражданам о смерти Уго Чавеса. Эту речь они репетировали много часов подряд – но толку от репетиций не было никакого. В буквальном смысле слова никакого. Стало ясно: Николас Мадуро родился не для того, чтобы говорить на публике. Он не мог найти нужный тон, запинался, потел, терялся, у него дрожал, а то и вовсе пропадал голос. Правда, была еще одна причина, сковывавшая Мадуро: он не мог заставить себя объявить покойником человека, который не только был еще жив, но которому Мадуро поклялся, что тот непременно победит свою болезнь.
К тому же от Уго всегда можно было ждать чего угодно. Он уже выдержал первый курс химиотерапии и объявил, что вылечился от рака, да и врачи подтвердили его выздоровление. Но истинное положение дел скрыть не удавалось. Сейчас Уго опять лежал в операционной, вверив свою судьбу “Господу родителей моих Иисусу Христу, а также Симону Боливару, покрову Богородицы и духам саванны”. Николас не знал, ни что тут думать, ни что делать. И уж тем более не знал, что сказать стране. Но Силия не отставала от мужа. Все это ему было знакомо: стоило ей учуять добычу, которую можно заполучить, как она удваивала старания и всегда добивалась своего. А сейчас Силия учуяла шанс оказаться во дворце Мирафлорес и уже видела, как царит там, пока Николас путешествует по Венесуэле и раздает поцелуи старушкам.
– Ну давай, любовь моя, надо еще немного поработать, еще немного постараться. Давай. Нельзя отчаиваться – у тебя все обязательно получится. Не так это и трудно, мой толстячок.
Несмотря на то что как на Кубе, так и в Венесуэле любая информация, связанная с болезнью Чавеса, считалась государственной тайной, команда Гюнтера Мюллера уже имела в своем распоряжении копии секретных отчетов, подготовленных лично для Фиделя группой медиков, куда входили специалисты мирового уровня. Каждого из них попросили высказать свое независимое мнение. В отчетах говорилось, что первые операции, проведенные в Гаване, оказались неудачными и нужна еще одна, после чего больной должен на неопределенное время остаться в больнице, так как существует опасность, что злокачественные клетки появятся и в других органах. Иначе говоря, из этих справок стало ясно: новая операция не гарантирует того, что пациент выживет. То есть прогноз специалистов нельзя было назвать оптимистичным. И Фидель раздумывал над своими дальнейшими действиями. Он прекрасно понимал, что на карту поставлено не только здоровье Чавеса, но и его, Фиделя, историческое наследие.
Несколько недель спустя хмурый Кастро сидел в соседнем с операционной помещении и, глядя на экран камеры видеонаблюдения, следил за ходом очередной операции. Она продолжалась долгие часы, и наконец, к радости ожидавшего новостей народа, один из министров, оставшийся в Каракасе, объявил, что операция прошла успешно. Физическое состояние президента удовлетворительное, он очень быстро идет на поправку. Министр также объяснил, что удаленная на сей раз опухоль – это лишь рецидив рака и больному предстоит еще один курс радиотерапии. И тем не менее Чавес будет в состоянии по-прежнему отдавать все свои силы будущему Венесуэлы и работать на благо бедноты.
Хорошая новость для народа, но не для Силии. Постепенное выздоровление президента, та пылкая убежденность, с какой сам он утверждал, что болезнь ни за что не одолеет его, а также постоянные перемещения Чавеса между Кубой и Каракасом для контрольных обследований приводили в отчаяние супругу того, кто едва не стал его наследником. Однажды утром, излучая радость и энергию, Уго объявил, что его тело полностью избавилось от раковой напасти. С лысой головой и распухшим от лекарств и химиотерапии телом президент вновь появился на экранах телевизоров.
Сегодня он предстал перед камерами в индейском головном уборе с перьями. И, закрыв глаза, слушал молитву шамана народности яномами. Дело происходило на юге Венесуэлы в типичной деревне яномами. Шаман сидел на корточках и, дуя на дым целительных благовоний, направлял его в сторону Чавеса. Другие индейцы почтительно наблюдали за церемонией. Но сейчас их окружали военные, журналисты и лица, обычно сопровождавшие Уго, – родственники и самые близкие соратники, включая сюда, разумеется, министра иностранных дел Николаса Мадуро с супругой.
Сцену оживляли несколько плакатов, похожих на послания с небес: “Команданте президент, приказывайте!” По завершении священного ритуала Уго под пение птиц и стрекот сверчков с волнением провозгласил, что уже сумел выиграть сражение с болезнью. И теперь полон решимости одержать победу и в следующем бою – за новый президентский срок. Благодаря референдуму, где народ одобрил право президента переизбираться сколько угодно раз, Уго выдвинул себя кандидатом от своей партии. Выборы были намечены на конец года. – Чавес еще долго будет с вами! – выкрикнул он, впадая в экстаз.
И миллионы его поклонников с восторгом восприняли это обещание.
Молчание осьминога
Внезапное закрытие “Черного дерева”, случившееся несколько недель назад, осталось загадкой для Камилы Серрути и для прочих клиентов, а также для сотрудников Центра интегральной красоты. Никто толком не знал, что же произошло. Очевидно было только одно: салон “Черное дерево”, оазис холистики в Каракасе, прекратил свое существование, и ни один человек не мог объяснить почему.
Между тем Эве казалось, что она попала в безвыходную ситуацию. Всякий раз, когда Маурисио, который теперь просил, чтобы она называла его Иваном, смотрел ей в глаза или осыпал ласками, она испытывала странную смесь гнева, страха и чувства вины. Ей хотелось верить, что он ведет себя с ней честно, но Эва уже не полагалась на интуицию: ведь та подвела ее самым катастрофическим образом, а значит, и снова могла подвести. Эва страшно терзалась, скрывая от Ивана свое подлинное лицо, но она боялась, что, открыв тайну, совершит роковую ошибку. И не знала, как поступить. Чему или кому верить. Но хуже было другое: она уже перестала верить и в себя саму. Да и как можно верить в себя, если ты не сумела разобраться с тем, что происходило у тебя под носом. И полюбила своего потенциального убийцу.
