– Вы у себя пятьдесят лет назад возвели Берлинскую стену, разделившую страну на две части. Вот и у нас в Венесуэле сорок лет назад были возведены такие же стены, только невидимые, которые нас разделили: стена голода, стена нищеты, стена неравенства. Как и вы, мы сейчас начинаем рушить их, чтобы снова объединить граждан нашей страны.
Каждый взрыв аплодисментов делал Чавеса счастливым!
Несколько недель спустя Уго отправился на самую важную из встреч этого турне – его должен был принять в своем личном кабинете в Ватикане папа Иоанн Павел Второй.
Чавес привез ему подарки и, будучи ревностным католиком, который во всем следует заветам Христа, попросил Его Святейшество благословить их революционные начинания. И тогда папа, который, по словам Уго, “смотрел на него юношеским, лукавым и острым взглядом”, дал ему свое благословение, а Чавес во время передачи “Алло, президент!” передал это благословение всему венесуэльскому народу.
Правда, в Каракасе он пробыл всего несколько дней. По сути, президент возвратился на родину лишь для того, чтобы объявить о своих планах на будущую неделю:
– В пятницу после обеда мы начнем паковать чемоданы и готовить документы, потом проведем совещания с министром иностранных дел и некоторыми послами, поскольку в субботу отправляемся по маршруту Китай – Япония – Малайзия – Корея – Индия и Сингапур. Полторы недели мы пробудем в Азии, а потом полетим с государственным визитом в Испанию…
Но “дорогая Венесуэла” не должна забывать, настаивал он, что для него это будет не прогулка и не праздник. Он по-прежнему будет добиваться поддержки для своей страны, искать инвесторов и объяснять суть начатого в Венесуэле революционного процееса. Настанет день, когда он доберется и до Африки. Как он утверждал, их страна прокладывает себе дорогу “в новом многополярном мировом порядке”.
В самый первый год своих поездок по свету Уго с оптимизмом смотрел в будущее, поскольку ему удалось найти поддержку и встретить дружеское расположение у королей, эмиров, шахов, президентов, глав правительств и крупных предпринимателей. Он охотно цитировал отзывы французского и испанского президентов, короля Испании, короля Малайзии и эмира Катара. И общее впечатление у него сложилось такое:
– Мы получаем широчайшую политическую поддержку. Они считают, что мы действуем правильно, и приветствуют нашу революцию.
Чавес со всеми этими высокими лицами фотографировался, а кроме того, у него остались воспоминания о том, как он заглядывал в лачуги бедняков, посещал площади, носящие имя Боливара, рассыпанные по всему миру, куда неизменно приносил венок, кланялся памятникам Освободителю, пел национальный гимн и произносил на улицах, импровизируя по ходу дела, речи, посвященные светлому будущему любимой Венесуэлы – самой процветающей, по его словам, страны на планете.
После бала
Спустя пару месяцев после знаменитого благотворительного бала Моника и Эва договорились вместе поужинать. До этого обе были очень заняты и потому долго откладывали встречу. Как и следовало ожидать, две одинокие красивые женщины по дороге привлекали к себе все взгляды, особенно горячо любимая публикой журналистка. Зато в роскошном ресторане, где они ужинали, им предоставили столик в самом укромном месте – на террасе с видом на панораму гор, окружающих Каракас. Они заказали еду и бутылку вина.
– Наконец-то мы с тобой нашли время друг для друга, – начала Моника. – А я ведь уже которую неделю просто умираю от желания кое-что тебе рассказать.
Эва нутром чует, что ее подруга хочет поделиться с ней какой-то сносшибательной романтической новостью, и с хитрой улыбкой принимается расспрашивать:
– Ладно, не тяни, кто он такой? Чем занимается? Как вы познакомились?
Удивленная догадливостью подруги, Моника смеется и подробно описывает, что произошло два месяца назад после того, как президент с супругой покинули благотворительный бал. Эва слушает с большим интересом.
– Его зовут Маурисио, Маурисио Боско. Он доминиканец, управляющий торговой сетью “Элита”, слышала про такую? Но если говорить честно, я мало что знаю о нем – если не считать того, что он старается вести себя как герой-любовник из телесериалов.
– Старается? – недоверчиво переспрашивает Эва.
– Нет, я неправильно выразилась, – спешит поправиться Моника. – Он действительно настоящий герой-любовник и будто явился сюда из какого-то другого мира. – Она принимается в деталях описывать события того вечера: – Маурисио сначала держался очень скованно, все время молчал, потому что рядом, как всегда, разливался соловьем президент. Я даже подумала: он что, немой? Но как только Уго с Элоисой удалились, он протянул мне руку, приглашая на танец. И мы с ним танцевали. Знаешь, Эва, я никогда ни с кем так не танцевала. В этом деле он просто виртуоз! Правду говорят, что доминиканцы – огонь, а не мужчины. И слова нам совсем не были нужны. А я ведь думала, что уже потеряла чувствительность к чарам таких вот записных соблазнителей, главный талант которых – уметь врать без зазрения совести, так что вывести их на чистую воду бывает очень трудно. Знала я одного такого, много слез из-за него пролила… И после той истории у меня внутри всегда включен своего рода радар-детектор под названием “антидонжуан”. Больше в свои сети им меня не затянуть. Но этот… Понимаешь, он совсем другой. Не знаю, в чем тут разница… но он другой.
Моника спешит выговориться и не может скрыть возбуждения. Эва никогда не видела ее такой.
– Мы с ним протанцевали целых шесть танцев подряд, потом я, извинившись, отлучилась в туалет. На самом деле я страшно устала, но посчитала, что короткий перерыв поможет мне прийти в себя и протанцевать еще шесть. Когда я вернулась к нашему столу, его там уже не было. Ушел. И оставил рядом с моим бокалом салфетку со словами: “Мы еще это повторим, правда?” Вместо подписи – инициалы: МБ.
Но прошло несколько недель, а о нем не было ни слуху ни духу, и все это время Моника пыталась раздобыть какую-нибудь информацию – правда, без особого успеха – про управляющего бутиками “Элита”.
– Узнала только, что да, он доминиканец, много разъезжает по карибским странам, где предполагает открыть такие же магазины.
Эва слушает подробности со сдержанным волнением. От природы она тоже склонна к романтическим переживаниям, хотя профессия вроде бы должна была излечить ее от подобных настроений и даже, пожалуй, ожесточить. Поэтому Эва не без удивления отмечает, что ей очень хочется узнать побольше деталей, узнать, увиделись эти двое снова или нет и было ли у них еще что-нибудь похожее на тот первый вечер.
– Пока еще мы больше не встречались, – отвечает Моника. – На этой неделе он прислал мне в студию цветы, диски и еще какие-то подарки. И вот эту записку, которую я прочитала, наверное, уже миллион раз, не меньше.
Эва и Моника склоняются над запиской: “Ни одна женщина на Карибах не танцует сальсу лучше тебя. Мечтаю увидеть тебя снова в самое ближайшее время. МБ”.
Но это “ближайшее время” успело растянуться еще на три недели, и Моника, по ее собственному признанию, каждое утро, спеша на работу, думает только об одном: скорее бы этот странный тип появился, и пусть что-нибудь наконец произойдет, что угодно, лишь бы их история на этом не закончилась. Подруги, сами того не заметив, выпили всю бутылку вина. Но Монике пока еще не хочется расставаться с Эвой, и она спрашивает:
