– Что же все-таки произошло, Элоиса?
– Ни для кого не секрет, что мы с президентом уже какое-то время живем поврозь, – отвечает та. – Но эта очень болезненная для меня ситуация из личной проблемы переросла в юридический факт, и настала пора сообщить об этом стране. Думаю, все этого ждали. Такое решение уже никого не удивит.
– Что означают твои слова: ситуация “переросла в юридический факт”? – спрашивает Моника.
– Это означает, что я начала бракоразводный процесс. Осталось только дождаться, когда президент придаст официальный характер готовым документам и подпишет согласие на развод, – отвечает Элоиса, но на сей раз уже ровным тоном. – Это даст ему большую свободу, чтобы продолжать свою линию, а мне даст право на гораздо, гораздо более спокойную жизнь.
– Но что все-таки произошло? Почему ты на это решилась? Поначалу вы казались такой счастливой парой.
– Много всего произошло. С момента нашего знакомства президент сильно переменился. Мы пережили много трудных моментов из-за несходства наших характеров. И я хочу подчеркнуть, что развожусь с Чавесом не для того, чтобы стать его врагом или врагом революции, и не для того, чтобы меня использовала оппозиция в своих атаках на президента. Я развожусь с ним потому, что у нас не осталось ничего общего, кроме нашей дочери. Ему, например, нравится крутить любовь на стороне, а для меня это неприемлемо.
– А что будет с твоей работой в правительстве? – спрашивает Моника. – Ведь ты участвовала в подготовке новой Конституции, курировала социальные программы в поддержку детей, заботилась о государственной помощи женщинам.
– Пока я займусь собственной семьей, хотя еще какое-то время собираюсь выполнять и свои обязанности в Детском фонде.
Моника призналась, что ей странно все это слышать. Особенно потому, что до сих пор Элоиса была горячей защитницей нынешнего правительства. Элоиса подтвердила, что в последнее время политика играла большую роль в ее жизни и в их отношениях с президентом. Но тут же добавила, что выходила замуж не за боливарианскую революцию. – Я не хочу стать мученицей революции, – призналась она и объяснила причину, по которой несколько месяцев назад покинула президентскую резиденцию: просто не могла больше терпеть такие супружеские отношения, какие устраивали бы Чавеса.
– Как я догадываюсь, все усложнилось после неудавшегося государственного переворота, правда? – спросила Моника.
– Еще как усложнилось! – вздохнула Элоиса. – Я беззаветно поддерживала его в те дни. Но я больше не хочу быть мишенью атак, клеветы, грязных сплетен, которые обрушиваются на меня как со стороны окружающих президента людей, так и со стороны его врагов. Враги, например, пытаются воздействовать на него, подрывая мои моральные принципы. Вся моя семья тоже живет в постоянном кошмаре – под свист, шиканье и поношения оппозиции, а также прихвостней президента, самых близких ему людей.
– И нет никаких шансов на примирение? Может, это всего лишь временный кризис, Элоиса? Вы ведь прожили вместе пять лет.
– Нет, Моника. Я решила не быть, что называется, супругой по расчету. Нынешний президент – не тот демократ Уго, с каким я когда-то познакомилась. Никогда мне не доводилось встречать человека, до такой степени помешанного на власти. Власть его изменила. Но кроме того, он грубиян, донжуан, а если признаться честно, то и не устраивает меня в постели.
В первый раз за всю свою журналистскую карьеру Моника не нашлась с ответом. Несколько секунд она просто ошарашенно молчала. Изумленным телезрителям, внимательно следившим за тем, что происходит на экране, эти секунды показались вечностью.
Элоиса покинула студию с гордо поднятой головой – как человек, который не побоялся встать на защиту собственного достоинства. Она чувствовала себя храброй, поскольку отважилась выступить ни много ни мало против президента Боливарианской Республики Венесуэла и политического деятеля континентального масштаба. Но ей было уже все равно. Наверное, она должна была испытывать страх, но страха не было. Как считала Элоиса, она поставила себя выше мелочных политических расчетов, выше желания славы и власти.
В следующие недели брак был расторгнут, и началась юридическая борьба по поводу графика посещения президентом их четырехлетней дочери, заботу о которой возложили на мать. Элоиса не малодушничала перед властью бывшего мужа, и ей удалось обуздать его противоречивые требования. Она настояла, чтобы он лично забирал их дочку и возвращал домой, хотя собиралась перебраться жить в какой-нибудь провинциальный город. Чавес вроде бы согласился на это условие, но потом поручил доставлять девочку в Мирафлорес и отвозить обратно своим адъютантам или людям из охраны. Элоиса же воспротивилась подобному нарушению договоренности не из упрямства – она заботилась о безопасности дочки, поскольку политическая обстановка в стране после неудавшегося переворота, как, впрочем, и до него, была до предела накаленной.
И снова бывшая первая дама привлекла к себе внимание прессы, заявив:
– От Уго отвернулись многие из тех, кому он доверял. Они попытались отстранить законного президента от власти. Мало того, он сам раскрыл несколько заговоров, целью которых было его убийство.
Журналисты окружили Элоису, когда она явилась по вызову в суд, где сам Чавес ни разу не показался. Так что Элоиса снова получила доступ к микрофонам и возможность обратиться ко всей Венесуэле:
– Я понимаю, что он очень занятой человек, ведь в стране столько проблем, но нужно, чтобы время, которое отец может уделять нашей дочке, шло девочке на пользу. А он каждый день доверяет мою крошку невесть кому! Людям, которые могут изменить ему, как они это уже показали! Мне страшно даже подумать, что кто-нибудь из врагов Уго, желая поквитаться с ним, использует для этого мою девочку!
Между тем президент, оставаясь, как всегда, на виду, избегал любых комментариев касательно своих семейных дел. И в конце концов уступил бывшей жене. Между тем Элоиса, пытаясь как можно быстрее прийти в себя после полученной душевной травмы, замкнулась в частной жизни и хранила полное молчание, которое нарушит лишь время спустя, включившись в предвыборную кампанию, но уже на стороне противников бывшего супруга.
Глава 12
Военные игры
Достичь нирваны
Мозг Прана воспринимает проповеди Хуана Кэша как божественные повеления:
Господь хочет, чтобы ты стал богатым здесь, на земле.
Наметь свою личную цель, и ты победишь.
Истинная нирвана – это успех.
Пран не очень хорошо знает, что такое нирвана, но слово это он повторяет с замиранием сердца, а последнюю фразу даже начертал на алтаре у себя в “камере”. Во время последних сеансов связи через интернет со своим великим наставником Пран, мозговой центр организованной преступности Венесуэлы, наметил план, как ему завоевать мир, не покидая стен “Ла Куэвы”. В том осовремененном варианте “Монополии”, в которую он играет при помощи своего партнера Вилли Гарсиа, Пран ловко ориентируется, несмотря на экспроприации и ограничения экономической свободы, наложенные президентом Чавесом.
