Вскоре и ей тоже пришлось заплатить за то, что она говорила правду.
Быть богатым плохо
Родители Уго когда-то были скромными школьными учителями, которые не вылезали с подрастающими детьми из нужды. Но теперь они наконец-то попали в вожделенный мир изобилия. Прежние обитатели царства нищеты превратились в членов царственного семейства. Настал час, когда родство с президентом можно было оценивать в золоте.
Неожиданная слава, а также удачливость Уго Чавеса изменили жизнь всех его родственников. И родственников его родственников. И друзей его друзей. На несколько поколений вперед. К тому дню, когда Уго объявил войну латифундистам, его родители уже успели расширить свои земельные владения, раньше составлявшие всего три гектара. Теперь им принадлежали семнадцать поместий общей площадью более 450 тысяч гектаров. И что, эти земли действительно использовались по назначению? Да, использовались. Может, они плохо обрабатывались? Нет, хорошо. Подлежали ли они экспроприации? Нет. Это собственность семьи президента, какие тут могут быть вопросы? Пока он выше и выше поднимал знамя борьбы за равенство и провозглашал главной своей задачей помощь бедным, вокруг него самого все становились богачами. Зарубежные СМИ сумели раскопать, что состояние “первой семьи страны” исчислялось суммами, которые с трудом представляли себе и они сами. Богатство? Нет, божественная справедливость.
Однако президент продолжал неуклонно отстаивать свои позиции: в Венесуэле должно быть покончено с неравенством. В передаче “Алло, президент!” он постоянно и с большим энтузиазмом возвращался к этой теме:
– Вы помните слова Иисуса Христа? Что проще верблюду пройти сквозь угольное ушко, чем богатому войти в Царство Божие? Мы не хотим быть богатыми. Быть богатым плохо! Это бесчеловечно! Вот мое мнение. И я проклинаю богатых.
Да, пожалуй, на словах он их проклинал, хотя образ жизни его окружения и окружения его приспешников наглядно свидетельствовал совсем о другом. Уго проявлял удивительное благодушие, наблюдая, как быстро и хватко наращивают свои богатства его родственники и приближенные. Все то, чем привыкли кичиться нувориши во всем мире, можно было найти и в королевском дворце в Баринасе. Дорогая одежда, автомобили, драгоценности от знаменитых ювелиров, что уже само по себе говорило об их цене, дома, усадьбы, мотоциклы, самолеты, вертолеты, яхты и катера, путешествия в райские уголки земного шара, спиртные напитки, пляжи и “грандиозные празднества”, о размахе которых порой можно было судить по фотографиям, появлявшимся в Фейсбуке и Инстаграме. Правда, выкладывали их лишь самые молодые и нескромные члены королевской семьи или пораженные до глубины души всей этой роскошью гости дворца.
Порой ситуация переходила все мыслимые границы, даже на взгляд самого Чавеса. Пресса сообщала со ссылкой на рассказ двух служащих поместья, как те собственными глазами наблюдали такую сцену: во время семейной встречи в новом прекрасном поместье Уго вышел из себя, обнаружив там непристойно кричащую роскошь. Он в бешенстве схватил бейсбольную биту и разгромил один из нескольких страшно дорогих “Хаммеров” – а ведь только этой маркой автомобилей его семейство теперь и пользовалось.
Чтобы заткнуть рот прессе и оппозиции, которые только и делали, что в чем-то бездоказательно обвиняли президента, он с видом человека строгих правил впредь станет утверждать, что его родственники заработали свои состояния честным трудом. Братья, например, получили высокие должности исключительно благодаря собственным талантам и заслугам. Один стал вице-президентом банка (который вел дела с государством, но об этом Чавес предпочитал не упоминать), другой – алькальдом в родном городке; третий – помощником Чавеса, министром образования и послом на Кубе; еще один – координатором совместных кубино-венесуэльских программ; двоюродный брат – вице-президентом PDVSA, отвечающим за производство и торговлю.
– Правильно, Уго! Так их всех! Смерть непотизму, да здравствует меритократия! – с издевкой воскликнул Маурисио, слушая по телевидению очередные разъяснения президента.
Все ради любви
– Папа, проснись! Хватит… Пошли в постель! – Моника Паркер пытается сдвинуть отца с места, но тот не отвечает. Он пьян и спит, растянувшись прямо на полу в гостиной. – Ну хватит, папа. Я ведь знаю, что ты меня слышишь. Пожалуйста, соберись с силами. Я не могу смотреть, как ты…
– Leave me alone!
[33] – раздраженно кричит старик, приходя в себя.
Моника трясет его, вытирает ему лицо мокрым платком, ложится рядом и начинает плакать. Уж сколько лет ей приходится терпеть сцены вроде этой. Сколько горя пережила она из-за того, что так, а не иначе сложилась судьба человека, которым она всегда несказанно восхищалась. Моника до сих пор не может понять, почему он решил разрушить свою жизнь, вернее, две их жизни, – поскольку ее жизнь отец тоже разрушил. Разве справедливо, что вот уже много лет она вынуждена выплачивать отцовский долг, чтобы спасти его от тюрьмы, и, разумеется, скрывать от всех самую мрачную страницу его биографии.
Моника и сама не заметила, как заснула, а проснулась уже рано утром. Она быстро вскочила, так как через час ей надо было быть на совещании в редакции программы новостей. Отец спал, сидя за кухонным столом. Выглядел он ужасно. Открыв глаза, он и не подумал извиниться за то, что в общем-то стало привычным в их повседневной жизни. Чак Паркер просто поздоровался и протянул дочери конверт: – For you
[34].
Моника удивленно подняла брови: что это? Быстро вскрыла письмо и прочитала: “Заткни пасть, Моника Паркер. Замолкни, или мы заставим тебя замолчать”. У Моники подкосились ноги.
– Кто это принес? – спросила она, но отец находился в таком состоянии, что не мог вспомнить, как конверт попал к нему в руки.
По дороге в студию Моника попросила шофера выключить радио. Оно ей мешало. У нее болела голова. Ее трясло. Может, пора заявить в полицию о том, что ей постоянно угрожают? Нет, лучше этого не делать. Кто поможет ей, кто защитит, если все держат сторону президента, а угрожают ей либо по его указанию, либо по указанию близких к нему людей… Она смотрела в окошко и равнодушно читала политические лозунги, написанные прямо на стенах домов. Опять президентские выборы. Опять Чавес начнет кампанию. И наверняка опять победит. Он уже восемь лет стоит у власти, и ему не составит труда остаться и на шесть следующих. Оппозиции не удается ни организоваться, ни восстановить силы после череды поражений. Ни один из ее лидеров не может даже сравниться с Уго в том, что касается харизмы и умения дать людям почувствовать, будто он все силы отдает борьбе за их будущее. Противники президента смотрят на боливарианское чудовище с сонной надеждой: когда-нибудь мы проснемся и забудем этот кошмарный сон… возможно…
А президент, уже получивший большой опыт ведения избирательных кампаний и привыкший побеждать, решил еще раз доказать, что сердца венесуэльцев отданы ему навсегда. Правда, теперь он по совету команды политтехнологов несколько смягчил пафос революционной риторики, чтобы и средний класс, в большинстве своем относившийся к нему враждебно, поверил наконец в искренность слов Чавеса о его любви к Венесуэле. Моника видит огромный щит рядом со светофором. Президент ласково улыбается:
