Моника, почувствовав поддержку, начала отбиваться руками и ногами, кусаться и звать на помощь. Уже через несколько секунд ей почудилось, что она сумеет справиться с ситуацией, к тому же вот-вот прибегут соседи, чтобы защитить их с отцом. Однако очень быстро поняла, что ошиблась и победа была отнюдь не за ней. Моника ткнулась лицом в асфальт и тотчас почувствовала вкус песка на языке. Один из нападавших поставил ногу ей на спину, схватил за волосы и поднял голову как раз под нужным углом, чтобы она видела, как двое других обезоруживают Чака Паркера и сразу один из них стреляет ему в голову, а второй – в сердце.
А потом… Она встала. Смотрела, как они уходят. Кровь. Ужас.
Когда вокруг них начали собираться соседи, Моника достала из машины телефон. Но не могла сообразить, кому нужно позвонить. Она понимала и одновременно не понимала, откуда взялись “эти типы”. Неужели они действовали по приказу правительства, чтобы наказать ее, запугать и чтобы она прекратила вести свои расследования? А может, это были кубинцы, на которых она столько раз за последнее время нападала? Или обычные бандиты? Или оголтелые чависты? И прежде чем позвонить в полицию, она позвонила Эве Лопес, но та не отвечала. И весь свой ужас Моника выразила в отправленном ей голосовом сообщении. И только после этого начала рыдать, упала рядом с телом отца, с телом человека, для которого она уже давно была не столько дочерью, сколько матерью. Она плакала, плакала и не могла остановиться. Пусть соседи сделают все, что нужно…
На следующее утро во время отпевания Моника старалась держать голову гордо. На сей раз она сама стала главной героиней всех новостных программ – и тех, что поддерживали правительство, и тех немногих, что остались верны оппозиции. Но Моника не делала никаких заявлений и никого ни в чем не обвиняла. Она молчала, вздыхала и ждала. Когда гроб выносили из церкви, Моника шла впереди траурной процессии, но не проронила ни слезинки. Гроб поставили на катафалк. Эва подошла к Монике и обняла ее. Маурисио решил последовать ее примеру, словно после их последней встречи не прошло столько месяцев, а похороны – лучший момент для примирения. Этого она уже выдержать не смогла. Едва увидев Маурисио, Моника поняла, что ненавидит его. Все, кто стоял в этот миг рядом, заметили, как она оттолкнула подошедшего к ней мужчину и велела уйти, не стараясь вести себя вежливо и не заботясь о приличиях.
Известие о гибели Чака Паркера со скоростью стрелы, выпущенной из лука, прилетело во дворец Мирафлорес. Президент по телевидению выразил свои соболезнования дочери погибшего. А еще он попросил отвезти на кладбище цветы и заверить очаровательную Монику Паркер, что правительство скорбит о случившемся. Чавес извинился, что сам не может присутствовать на похоронах. Он бы непременно приехал, если бы прямо сейчас ему не предстояло лететь с официальным визитом в Гавану – на очередную и, как всегда, неотложную встречу с кубинской революцией.
До полной победы!
– Здесь покоятся останки того, кто и сегодня живет в наших сердцах, кто живет вместе с нами и отдал свою жизнь за честь нашего народа.
Могилу герильеро засыпают цветами, и Куба облачается в праздничный наряд. Президент Чавес воспользовался случаем, чтобы во время своего визита посетить мемориал Че Гевары в городе Санта-Кларе. Он пожелал отдать долг памяти революционеру, со дня смерти которого прошло сорок лет. Вернее, со дня убийства.
К сожалению Чавеса, Фидель не смог поехать с ним, поскольку неважно себя чувствовал. Вот уже несколько долгих месяцев он не покидал дома, и дом этот все больше напоминал больницу, оснащенную самым современным оборудованием. Фидель поручил команданте Гальвесу заменить его в роли гостеприимного хозяина и поучаствовать вместе с Чавесом в передаче “Алло, президент!”, которая будет транслироваться в прямом эфире с Кубы, с той самой площади, где воздвигнут памятник Че Геваре. Однако, хотя Фидель лично не приехал в Санта-Клару, он беседовал с гостями торжественной церемонии по телефону – чтобы и кубинцы и венесуэльцы знали, что патриарх жив и относительно здоров.
Уго, который всегда умеет внести в программу живость и любит долгие разговоры, просит Фиделя поделиться интересными историями о партизанской борьбе, а также о жизни, делах и гибели человека, “заронившего богатые семена в сознание людей”, то есть о Че Геваре.
Разумеется, никто ни разу даже не упомянул о том, до какой степени испортились в свое время отношения между Фиделем и Че, если аргентинец предпочел, рискуя жизнью, включиться в опасное партизанское движение в таких странах, как Конго или Боливия, а не оставаться на Кубе и не враждовать там с Кастро. Уго об этом знает, но раз Фиделю тема не нравится, Чавес тоже не станет ее затрагивать. Случившееся между Фиделем и Че касается только их двоих, а Чавесу остается лишь относиться к Че как к герою, который и сегодня продолжает вдохновлять своим примером молодежь, живущую в разных уголках земного шара.
Для Уго находиться здесь, на Кубе, беседовать с Фиделем по телефону, стоять на фоне памятника Че Геваре и говорить о борьбе, победе, социализме, родине или смерти – род духовной практики. Он чувствует себя внутренне связанным с этой героической историей и мечтает стать еще одним из ее главных действующих лиц. Чавес не скрывает, что она затрагивает очень чувствительные струны в его душе и помогает затянуться старым психологическим ранам, которые, несмотря на прошедшие годы, еще не зарубцевались. В минуту особого душевного волнения Уго сказал Фиделю, что он лишь теперь понял: именно бедность, унижения и презрение, испытанные им в детстве, подготовили его к нынешней борьбе. И сегодня, пристально глядя в камеру и с пафосом произнося каждое слово, Чавес делится со всеми своей великой мыслью: – Куба и Венесуэла отлично могли бы уже в ближайшем будущем образовать конфедерацию республик, чтобы две республики слились в одну – две страны в одну.
Публика, успевшая как следует вымокнуть под слабым, но непрекращающимся дождиком, рукоплещет Чавесу и скандирует лозунги. Гальвес больше помалкивает, что для него дело обычное, и лишь время от времени сдержанно хлопает. А еще он внимательно наблюдает за глубоко взволнованным Чавесом и утверждается в сделанном еще прежде выводе: “Фидель – гений. Он только что без единого выстрела подчинил себе Венесуэлу”.
Программа “Алло, президент!” завершается лишь пять часов спустя – уже под проливным дождем.
– До полной победы! – Чавес ставит точку, пылко повторив историческую фразу Че Гевары из его прощального письма, отправленного на Кубу.
Венесуэльская делегация возвращается в Каракас, чтобы следующую неделю посвятить управлению страной – делая все для народа, ради блага народа и вместе с народом. Раймундо Гальвес спешит обратно в Гавану – и попадает прямиком на совещание к Фиделю Кастро и его брату Раулю. Они должны обсудить перспективы, которые открывают перед ними следующие шесть лет правления Чавеса. Во время этой секретнейшей беседы Фидель с пафосом говорит еще и о революционном процессе: настал час усилить контроль за Венесуэлой:
– Мы должны убедить Уго, что ему следует взять в свои руки управление всей экономикой страны. После поражения путчистов и после того, как PDVSA стала подчиняться лично ему, у Чавеса больше не осталось сильных врагов… Если не считать одного…
