И, сказав это, Кравцова ушла в спальню и заперлась на ключ. Такого афронта Ильич совсем не ожидал. Он долго стоял на месте, до тех пор, пока кухарка, подойдя к нему, не начала снимать с него шубу.
— Чай будете пить? — спросила она.
Он бросил на пол шубу, снял с головы меховую шапку, тоже бросил и, сев на диван, все еще продолжал смотреть на дверь спальни.
— Чай будете пить? — снова спросила кухарка.
— Брысь! — воскликнул Кубарев и, поднявшись с места, подошел к спальне.
Кухарка так и застыла на месте. Ей страшно было жаль эту добрую барыню, и она сильно боялась, как бы, обозлившись, хозяин ее не изувечил.
— Отворяй! — грозно произнес Кубарев, сильно стукнув в дверь.
Дверь быстро отворилась, и на пороге появилась Кравцова. Илья Ильич в ужасе отшатнулся. Перед ним стояла вся бледная, но страшно грозная Олимпиада и наводила на него револьвер.
— Если ты, подлец, пошевельнешься, то я раздроблю твою глупую башку! — сказала она решительно.
— Не надо! Не надо! — замахал руками Ильич, отступая назад. — Брось… Я ведь пошутил.
Дверь спальни вновь захлопнулась и не отворялась уже до следующего утра.
— Вот что, так баба, — пробормотал он, вновь садясь на диван. — Это не прежняя Анютка, того и гляди, на тот свет отправит… Ах ты, Господи! Леворвером так в морду и тычет.
Свидетельница всей этой сцены, кухарка, была в восторге.
— Ну что, идол, нарвался? — бормотала она. — И барыня хорошая, а пальца ей в рот не клади.
Ильич прилег на диван и предался размышлению, но мозг его плохо работал, и он вскоре захрапел богатырским храпом.
НА ДРУГОЙ ДЕНЬ он проснулся в восемь часов утра.
В квартире шла возня, кухарка бегала из кухни в спальню и обратно, утирая кулаком красные глаза.
— Илья Ильич, вставайте, — сказала она. — Барыня укладываются и собираются уезжать.
— Олимпиада Павловна? — спросил Ильич, вскакивая.
— А то кто же больше?
Кубарев подошел к затворенной двери спальни, но, вспомнив про вчерашний револьвер, остановился и тихо постучал. Сердце его трепетало.
— Можно войти? — спросил он робко.
— Войдите! — послышался ответ.
Олимпиада укладывала в большую корзину свои вещи и не подняла даже головы, когда он вошел.
— Проверьте, пожалуйста, эти вещи, чтобы вы не подумали, что беру вашу собственность.
— Ой, что ты, Олимпиадушка! — воскликнул Илья. — Прости меня за вчерашнюю дурость. Уж больно я был пьян.
— Оправдание, нечего сказать! И благодаря этому пьянству я должна переносить ваши дикие выходки?
В продолжение последнего времени, благодаря воздержанной жизни, она очень похорошела, и Ильич чувствовал себя еще больше влюбленным.
И он упал перед нею на колени и воскликнул:
— Олимпиада Павловна, простите!
Часть вторая
Каин и Авель
Глава I
Первый штурм
И НА ЭТОТ раз Кубарев подучил прощение, к величайшей радости кухарки Ариньи и других, кто имел какие-либо дела с Олимпиадой Павловной.
С тех пор жизнь их пошла как по маслу. Хотя Кравцова и чувствовала, что имеет огромное влияние на своего сожителя, но этим пользоваться не хотела, предпочитая спокойную жизнь всевозможным ссорам и пререканиям.
Так прошло немало времени, как вдруг совершенно неожиданно благополучие это было нарушено.
В один из праздничных дней у них появились нежданные гости, то были Григорий Михайлович Ковалев и Ланцов.
Кубарев давно имел с ними какие-то дела, про которые Олимпиада, конечно, ничего не знала, точно так же, как и про этих господ. Пока она возилась на кухне, приготовляя угощение, гости таинственно совещались между собой.
— Выгода как для вас, так и для нас будет громадная, но сам посуди, я совершенно один! — говорил Ковалев. — Самое малое — это тысяч до двадцати пяти останется на брата, не считая расхода, который, понятно, будет разделен между нами.
— Что же нужно будет сделать с моей стороны? — спросил Кубарев.
— Да почти ничего! Просто называться моим братом, женатым, конечно, а тот господин, — и Григорий указал на Ланцова, — будет в качестве ее брата. О дальнейшем не извольте беспокоиться: соответствующие для вас паспорта или другие документы могут быть готовы хоть завтра. Согласны?
Кубарев задумался.
— Пожалуй, что нет, — сказал он после недолгого молчания. — Дело тут опасное…
— Да кто тут говорит, что не опасное! — вмешался Ланцов. — Тут зато верный и прямой и, главное, скорый путь к богатству, а без риску разве можно разбогатеть, сами посудите? Да и обязанности ваши будут не великие, разве только кое-где дать свою доверенность или подпись, — вымышленной фамилией, конечно. Понятно, переселившись к нам, вы будете жить безвыездно, так как вас могут узнать.
— Да, собственно говоря, в чем будет состоять это дело?
— А вот в чем…
И Ковалев начал излагать своему собеседнику давно задуманный план ограбления Бухтоярова с помощью управляющего его домом.
Прокутившийся купчик слушал внимательно. Ему так сильно хотелось поправить свои пошатнувшиеся дела, что он был не прочь получить несколько тысяч рублей, чтобы поднять свою упавшую торговлю.
А по словам Ковалева, все это выходило так просто и удобно, что просто протяни руки и клади в карманы чужие деньги без всякого риска подвергнуться какой-либо опасности. И он согласился. Только его тревожил один вопрос — как на это взглянет сама Кравцова.
Трудно было думать, чтобы эта женщина могла согласиться на какую-либо мошенническую сделку, но Ковалев обещался уладить и это дело.
Когда ей рассказали, в чем дело, то она настолько возмутилась, что едва не полезла в карман за револьвером и собралась куда-то, но Ковалев и Ланцов все-таки сумели убедить ее.
— Тем более, — говорил Ковалев, — вы давно живете с Ильей Ильичом, сами даже и не знаете, чем он по-настоящему и занимается.
— А мне какое до этого дело!
— Как, какое дело? Наоборот, вы и должны знать, что он делает, потому что, живя с ним, вы должны делить и его будущую судьбу.
— Но, во всяком случае, я ему не жена.
— Это ничего еще не обозначает. В случае, если он попадется в каком-нибудь противозаконном деле…
