— Вот видите, я, хоть и домовладелец, не в состоянии отапливать себя березовыми дровами, а вы можете.
— Дрова эти у меня не покупные.
— Неужели вам дают их даром?
— Сколько угодно. Не поленитесь взять саночки и пойти к лесному двору. Там, если дадите гривенник сторожу…
— Гривенник?
— Куда! Разве дается что-нибудь на свете даром? Наберете за гривенник полные сани, вот на неделю и хватит.
— Ну, это дорого. Сегодня, во всяком случае, ожидайте судебного пристава.
— Пристава? Да помилуйте, у меня еще квартиры нет, куда я денусь с больной женою и ребятишками?
— Это до меня не касается, — сухо отвечает Антон Федорович.
— Слушайте, неужели вы не можете подождать трех дней?
— Не могу!
— У меня вчера получена повестка на получение пособия.
— Ничего не знаю.
— Фу ты, черт возьми! Да подождите же немного.
— У меня правило! Аккуратность прежде всего-с.
Антон Федорович мрачно уходит. Жилец злобно смотрит на него.
— Вампир чертов! — кричит он ему вслед.
Антон Федорович делает вид, что не слышит, и ускоряет шаги. Выйдя за ворота, он видит Владимира, который стоит, опершись на лопату.
— Надо дело делать, а не стоять, — замечает ему отец. — Я и то работаю.
— Устал и отдыхаю, — отвечает тот.
— Лентяй! Я в твои года такую панель в десять минут очищал.
— Это верно. Вам, наверно, чем-нибудь платили?
— Ах ты, негодяй! Ты еще дерзости отцу будешь говорить!
— Никакой тут дерзости нет, а с ваших обрезков хлебных ног не потащишь.
— От чего же я…
Владимир только злобно отмахивается и с ожесточением вновь принимается за работу. Старик, что-то ворча под нос, удаляется. По уходе отца Владимир, наскоро покончив с панелью, уходит в свою кухню.
В девятом часу появляется Марфа с судком с кушаньем.
— Здравствуй, Марфушка! — радостно встречает ее Владимир. — Как здорова тетя?
— Слава богу! Ну, а как этот идол?
— День ото дня хуже. Должно быть, перед смертью.
— Скорей прибрал бы его Господь, а то и не живет и людям мешает жить!
— Что же делать, видно такая судьба.
— Измучился небось?
— Да, попробуй-ка один вычистить весь двор да воду по всему дому разнести.
— Ох, не говори. И без всякой пищи.
— Спасибо тетушке, она поддерживает, а то прямо хоть беги.
— Барыня вот прислала тебе пять целковых. Говорила я ей, что у тебя сапожонки плохие.
Марфа вынула из кармана пятирублевую бумажку и отдала Владимиру. В приливе благодарности он чуть не заплакал.
— Беда, если увидит отец такие деньги, отымет.
— А ты припрячь подальше.
— И то, припрячу…
Марфа ушла, сопровождаемая благодарностями.
Рассчитав, что отец придет не скоро, Владимир поставил закуску на кухонный стол и, раскрыв судки, он с наслаждением вдыхал в себя запах вкусных, только что подогретых вчерашних щей, в которые был положен кусок говядины, а во втором судке вкусное жаркое и, кроме того, половина пирога.
— Да, перед такой закуской не грех и выпить, — решил Владимир и побежал в ближайший кабак за водкой.
Вот тут-то и случилось трагическое происшествие.
Расположившись за столом, Владимир, влив в себя стакан водки, с аппетитом принялся за еду и так увлекся этим делом, что не заметил, как на пороге появился отец. Перед таким невиданным зрелищем, как стоявший на столе полуштоф и около него превосходный обед, до того изумился старик, что попятился назад к дверям.
— Это что такое! — воскликнул он, опомнившись и злобно сверкая своими зеленоватыми глазами. — А теперь я вижу. Все вижу. Пока я хожу, меня грабят?! На мои деньги обеды заказывают, водку пьют.
— Папа! Это мне принесла от…
— Ага! Значит, и сообщники у него завелись. И это родной сын. Что же я должен ожидать от других!
Старик весь дрожал, и губы его тряслись.
— Папа! Не сердись, мне принесли, — пробовал уверять его сын.
— Знаю, что принесли. За мои деньги все принесут… все…
Он бросился к сыну и начал шарить у него по карманам, где действительно нашлась принесенная Марфой пятирублевка, кроме мелких денег, принесенных ею же накануне.
— Так и есть! Вор… Подлец! Обокрал своего отца!
— Прочь! — крикнул в негодовании Владимир и так сильно оттолкнул от себя старика, что тот бы упал, если бы не удержался рукой за стену. — Я не вор и не буду таким. Опомнись и выслушай: эти деньги прислала мне…
— Вон! Вон отсюда! Будь ты, сатана, проклят! Вон с глаз моих… Проклят! Проклят!
Последние слова взбесившийся старик провизжал каким-то диким визгом, после чего упал на пол без чувств, разбросав вокруг себя деньги.
Владимир отлично знал, что подобные пароксизмы случались с ним не раз и кончались всегда благополучно, и потому, собрав все разбросанные деньги и положив себе в карман, перекрестил отца и затем вышел из его дома навсегда.
Выходя, он как бы чувствовал над своей головой проклятие старого безумца, заплакал, но потом, встряхнувшись и сдвинув шапку набекрень, молодцевато направился прочь.
Глава V
Нужен дворник
МЫ ОСТАВИЛИ ИВАНА в ту минуту, когда он, стиснув гордо Матвею, бросил его на пол. Понятно, произошла страшная суматоха, и пока дядя Федор и Птицын старались оттащить обозленного Ивана от брата, Авдотья Гущина успела позвать дворника.
Их явилось трое здоровенных рязанских мужиков. Несмотря на большую силу Ивана, его скрутили веревками и отправили в часть. Самого же Матвея едва привели в чувство.
После этого было возбуждено дело о покушении Ивана Дементьева на братоубийство в присутствии свидетелей таких-то и таких-то. По поводу такого страшного преступления много писали почти во всех газетах Петербурга. В некоторых из них возмущались диким поступком крестьянина против родного брага и в слезных статьях писали о падении нравственности русского крестьянина, прежде добродушного и религиозного, а теперь развращенного до мозга костей.
Иван томился в доме предварительного заключения, пока шло следствие, а в это время дядя Федор отписал в деревню со всеми подробностями этого события, во всем обвиняя Матвея.
«А Матюшка-то, — писал он между прочим, — сам полюбовницу имеет и с мазурьем разным знаица и из себя изображаит, а Марьюшка, так без весточки пропавши, и перед этим говорила мне, что такой обиды не стерпит и руки на себя наложит, и мне ее оченно жалко было».
