— Право, не знаю, тетя. Дворницкая заперта, а ключи постоянно находились у отца. Вот разве нет ли где свободной квартиры?
— Есть, господин хозяин. Только не квартира, а комнатка свободная, — подскочил из стоявших поблизости жильцов. — У нас. Я в восьмом номере… Комната хорошая, и покеда все устроится, оне пущай поживут у нас.
— Отлично. Так вот, Иван Дементьевич, оставайтесь, — сказала Анна Ивановна, слышавшая уже это имя во время следствия.
— Благодарим покорно!
— Нет, вас благодарить нужно, — с чувством сказал Владимир.
— Ну, пусть устроится! — сказала тетка. — Понятно, ты, Володя, поедешь к нам.
Тетка и племянник уехали. К Ивану подошел жилец, предложивший свою комнату. Это был рабочий из ситцевой фабрики братьев Леонтьевых по имени Михей Терентьев, принадлежавший, кстати сказать, к той категории рабочего люда, которые получают недурные заработки, умеют сберечь деньгу и жить как следует, по-человечески.
Квартира его небольшая, состоящая из двух комнат и кухни, была хотя и бедно обставлена, но уютна. Не было тут обычной у других грязи и скверного запаха. Тут были даже на окнах занавеси и горшки с геранью, а на стенах картины, перед иконами приветливо теплились лампадки. При входе на кухню им навстречу вышла хозяйка, женщина лет тридцати.
— Вот и моя супружница, — отрекомендовал ее Михей. — Принимай гостя, Орина, жилец он у нас будет покеда, потому что они дворником будут у нас.
Орина молча поклонилась.
— А вот вам и комната. Кровать и стол — все готово. Тут никто вам не помешает, я с женою только двое. Орина, ставь самовар, кстати, чай пора пить.
— Тут надобно мне постелить что-нибудь, а завтра я принесу мои вещи, — сказал Иван.
— Это можно с удовольствием.
— Спасибо. Вы водку пьете? Тогда нельзя ли нам бутылочку, а супружнице вашей вишневочки?
Михей очень этому обрадовался, хотя ради приличия начал отказываться, но быстро уступил, взял у Ивана рубль и побежал в погреб. Потом, сидя за самоваром, Михей рассказывал положительные ужасы про скрягу-домовладельца.
— Прямо я вам скажу, — говорил он. — Это был настоящий идол! Сына родного морил и хуже собаки держал, вот какой он был, и Царствия Небесного ему нельзя даже пожелать, вот оно что.
Посидев до позднего вечера, Иван, подавленный впечатлениями этого дня и под влиянием выпитой водки и плотной закуски, на которую не поскупилась хозяйка, крепко заснул.
Часть четвертая
Братоубийца. кровь за кровь
Глава I
Напрасные поиски
— МАНЯ, ПОЗДРАВЛЯЮ: ИВАНА оправдали и выпустили на свободу!
Так воскликнула Олимпиада Кравцова, обнимая и целуя хорошенькую женщину. Кто бы теперь мог узнать в этой изящной, со вкусом одетой даме, скорей похожей на барышню из купеческой семьи, ту самую деревенскую Марьюшку, жену старшего дворника Марью Дементьеву?
Почти год без малого прошел с той поры, когда она покинула своего мужа. И за это сравнительно недавнее время она изменилась положительно до неузнаваемости. Прежде чем продолжать наше повествование, мы вернемся к тому моменту, когда Марья простилась с ничего не подозревавшим о ее намерениях мужем.
Поспешно выйдя из ворот, у которых стоял Фома, она наняла извозчика в Гостиный двор. Хотя расстояние от Большой Морской туда было не совсем далеко и можно было бы пройти пешком, но Марья, опасаясь, что Иван может спохватиться и пойти за нею, решилась ехать. Тем более она чувствовала такое сильное волнение и так билось ее сердце, подкашивались ноги, что ей казалось, вот-вот упадет она на эту скользкую панель, по которой шла. Извозчик заломил несуразную цену, но она не обратила внимания на это и села в сани.
— Остановишься у Перинной линии, — сказала она, вспомнив наставление Олимпиады.
Почти вслед за нею ехала Кравцова, так что обе одновременно очутились в условленном месте.
— Ну вот и отлично! — воскликнула Кравцова. — Ну, слезай и расплачивайся, садись со мной и прямо на Николаевский вокзал.
— Неужто на машину?
— А что же, тянуть канитель будем, что ли?
Расплатившись с извозчиком, Мария села в сани рядом с Олимпиадой. Последняя не только была спокойна, но и весела, она, улыбаясь, посмотрела неузнаваемости на побледневшее лицо своей спутницы и на покрасневшие от слез глаза и наставительно сказала:
— Если ты так вечно будешь плакать, то никакого не будет от тебя толку. Во-первых, ты можешь подурнеть, а это нехорошо.
— Куда мы теперь поедем?
— За Москву куда-нибудь, а там увидим, средств у нас хватит!
И она выразительно похлопала рукой по своему узлу.
Прошло после этого три месяца. Кравцовой так опротивела жизнь, полная разгула и разврата среди подонков общества, что она решила радикальным образом изменить ее. Понятно, что забрать у этих господ Ковалевых и прочих из своей компании несколько тысяч рублей она не считала даже преступлением.
— Так и надо им! — говорила она Марьюшке. — Ты знаешь, что из всех животных самый подлый человек. Лютый зверь, например лев или тигр, делаются кроткими, если они сыты. Больше того, что у них есть, они не требуют. То ли дело человек, вот хотя про Ковалева сказать, Ланцова и им подобных, включая в это число и меня. Награбили мы около ста тысяч капиталу, и чего, казалось бы, лучше. На эти деньги весь век можно было бы жить припеваючи, ан нет, этого мало, давай еще да еще. Недаром наш баснописец Крылов сказал: «Вору дай хоть миллион, а он все воровать будет». Теперь мы с тобою будем жить иначе. Денег я захватила у этих негодяев настолько достаточно, что если разделить всю эту сумму на две половины, то на одну из них мы вполне будем жить безбедно, вторую мы употребим на добрые дела.
— Иван-то как? — вспомнила Марья про мужа.
— Ты о нем не беспокойся. Пусть живет на этом месте, пока я не расправлюсь с Ланцовым и остальными. Их необходимо устранить с нашей дороги, а то жить иначе не дадут. А потом, знаешь, что я придумала?
Дементьева вопросительно взглянула на свою приятельницу.
— Ты не понимаешь, — засмеялась Кравцова. — Ну так слушай: когда все у нас уладится, я придумала вот какую комбинацию…
— А что значит комбинация?
— Молчи, деревня неотесанная! Вот Бог даст, весной я приеду в ваше село и в его окрестностях или в нем самом куплю место, построим дом и заведем школу.
— У нас есть приходская школа.
— Есть, а сама ты безграмотна, и мне приходится тебя учить. Ну, впрочем, это все равно, не школу, а что-нибудь другое, что-нибудь полезное, а потом вызовем Ивана, и мы все заживем на славу!
