— Ну, прошу попросту, без всяких церемоний! — весело воскликнула Екатерина Семеновна, увлекая за собою Машу. — Я боюсь, что мой муженек в тебя втюрится. На следующий раз являйся к нам поскромней, без всяких нарядов, и вместе будем печь блины. Этакие большие, пышные, деревенские.
И она вновь поцеловала ее.
— Ты не обижаешься, что я так говорю?
— Ой, что вы, бар…
— Ты разве забыла, как меня зовут по имени?
— Екатерина Семеновна, костюм, по-моему, ничего тут не обозначает, а признаться, даже и стесняет. Словно в цепи сковали. Сядешь, встанешь, пойдешь, все не так… И прямо признаюсь, если Бог даст, буду жить в селе, то первым долгом сброшу с себя всю эту обузу.
— Особенно она терпеть не может корсета, — сказала Кравцова.
Несмотря на то что Бухтояров занимал видный пост и был известный городской деятель, он держал себя чрезвычайно просто, особенно в отношении к низшим. К своим слугам он относился участливо, вникая в их личные нужды и первый приходя им на помощь. Поэтому он был уважаем и любим всеми.
— Не знаю, как другие, а я понимаю так, что человек должен быть всегда человеком, в каком бы ранге он ни стоял, или будь он беден или богат. А то, изволите ли видеть: если у одного есть грош, начинает важничать над тем, кто его не имеет, чувствует перед ним, что будто он создан из другого материала, и всех оскорбляет своею важностью. Справедливо ли это?
Сели пить кофе, причем подававшая на стол горничная с недоумением смотрела на Дементьеву, которая спросила ее:
— Разве ты не узнала меня, Даша?
— Как же-с, узнала-с, — отвечает конфузливо девушка.
Маня встала со стула и, не обращая никакого внимания, поцеловала ее.
— Ну, здравствуй! Я, слава Богу, поправилась, желаю этого и тебе.
— Да только не так, как поправляются другие женщины, — прибавила от себя Олимпиада. — Посредством всякой гадости и баловства. На это есть другие пути.
Прошло много времени в разговорах, и Маша была удивлена тем, что хозяева ничего не решаются говорить про Ивана. Это было на третий день после известного нам убийства старика Антона Федоровича Корнева. Это даже заметила и Кравцова.
— А что вы не упоминаете об Иване, разве он у вас не служит больше? — спросила она.
— Вот в том-то и горе, что нет, — ответил Павел Михайлович. — Я его встретил в коридоре, после того как все вышли из зала окружного суда, и просил его служить у меня и дал ему на расходы тридцать рублей. Нужно же было купить кое-что человеку после такой долгой высидки. Приехав домой, я ждал его с минуты на минуту, но его нет до сих пор. Не знаю, что с ним такое сделалось.
— Это очень просто, — соображала Олимпиада. — Он, понятно, встревожен отсутствием жены и решил найти ее во что бы то ни стало.
— Пожалуй, что это так.
— Да затем у него горячий характер, вспыльчивый, — прибавила от себя Маша. — Он без меня, наверно, раздражен и нервен и за свои поступки ручаться не может, и потому поступить к вам пока не решился.
— Понятно, из уважения к вам, — добавила Кравцова.
В эту минуту горничная принесла газету.
— Что это за безобразие! — воскликнул Павел Михайлович. — Савельич просто неисправим. Присылает газету после того, как сам соблаговолит прочесть. Нет, это просто из рук вон… Кажется, дождется, что я его уволю.
Он, не читая, отложил газету в сторону и вступил в разговор с Кравцовой, слегка упрекнув ее в том, что она напрасно превратила Дементьеву в барыню и что это скорее ей ко вреду, чем в пользу. Кравцова объяснила ему свои намерения и планы насчет будущего.
— У меня денег много, и я совершенно одинока. Вернуться к той жизни, какую я вела до этого времени, — Боже сохрани и помилуй. Довольно с меня… И вот, в конце концов, я решила пожить подальше от города в полном уединении, устроить какой-нибудь приют, что ли, или школу. Для этого нужно найти честных и полезных помощников, которые могли бы быть бескорыстно полезными. Во все время я была окружена подлыми людишками, которые меня только обманывали и обкрадывали… Что было тут делать, я потеряла веру в людей и думала, что честность уже умерла и ее давно похоронили. Но, поселившись в вашем доме, я поняла, что честные люди еще существуют. Появился цветок «Иван-да-Марья». Да, Маня, ты еще не знаешь, что я приблизила тебя к себе не без испытаний.
Не слушая этих разговоров, Дементьева взяла газету и начала читать. При обращении к ней Олимпиады она подняла на нее свои большие красивые глаза.
— О каких испытаниях ты говоришь? — спросила она.
— О таких, о которых ты с мужем и посейчас не подозреваешь. Вы представить себе не можете, какие я над ними шутки проделывала! — обратилась она к хозяину. — Такие, на которые человек идеальной честности мог бы соблазниться. И вот, после всего того, что я над ними проделала, я решилась оказать им полное доверие и приблизить их к себе.
— Постойте, что это такое, посмотрите, — прервала ее Маша. — Кровавое преступление… Убийство скупого богача.
— Это у нас сплошь и рядом, — махнул рукою Павел Михайлович. — Я даже давно перестал читать об этом.
— Но, позвольте, тут попадаются фамилии моего мужа и Телегина!..
— Неужели? — воскликнули все хором и потянулись к газете.
— Вот, посмотрите!
И Марья указала дрожащей рукой на то место, где были упомянуты эти фамилии.
— Позвольте, я прочту, — предложил Павел Михайлович.
В газете описывались подробности убийства злополучного Корнева. Между прочим, там было напечатано следующее:
Во время следствия и составления протокола бывший там крестьянин Иван Дементьев поднял с полу блестящий предмет. Это был массивный серебряный портсигар с вензелевым изображением букв Ир. Т.
— Я знаю, это имя, отчество и фамилия Телегина. Я тоже хорошо знаю этот портсигар! — воскликнула Кравцова.
— Так оно и есть, — подхватила Маня.
— Так уж нет никакого сомнения, что это наш Иван, — сказал Павел Михайлович. — Вот тут даже сказано: «…при этом Дементьев заявил, что, состоя дворником на Большой Морской в доме Бухтоярова, он видел этот портсигар у некоего проживавшего в этом доме Телегина, который потчевал его папиросами. После этого он заявил, что должен был выселить этого Телегина и других живущих с ним сожителей ввиду подозрительного их поведения».
— Теперь нечего и сомневаться, что убийца — сам Телегин, — сказала Кравцова. — Потому что, как мне известно, он носил этот портсигар в наружном боковом кармане, и вполне ясно, что когда он совершал свое гнусное злодеяние, тот вывалился.
— Но тут не объяснено, как очутился там Иван, да еще и то удивительно, что не только был там, но далее присутствовал на следствии, куда, как нам известно, посторонние люди не допускаются.
