— А вы не можете сказать, какие, по вашему мнению, были между Гончаром и пани Августой отношения, вы ничего не замечали?
— Да, мне кажется, что там было не без греха… Августа Брониславовна ведь из простой шляхты, и только благодаря своей внешности и редкой привязанности к ней Бжодиковского вырядилась в барыни и забрала в свои руки не только такое огромное хозяйство, но и самого хозяина. Станислав Ромуальдович хотя был страшно скуп, но она умела свое брать вовремя, и, должно быть, капитал сколотила не маленький, а всем рассказывала между тем, что ей приходится выпрашивать у него даже на тряпки. Как это, так и шашни её с Гончаром для меня были очевидны, но разве я мог что-нибудь сказать об этом Бжодиковскому, видя, как он к ней привязан, как его ослепляли!..
— Скажите, а в последнее время вы не замечали за ней каких-нибудь перемен, чего-нибудь ненормального, подозрительного?
— А, господин следователь, не такая пани Августа баба, чтобы дать другим разбираться в её чувствах и что-нибудь обнаружить. Все время перед происшествием она была совершенно спокойна, деятельна, аккуратна и внимательна к Бжодиковскому. Мне, как нарочно, приходилось в последнее время чаще бывать у него, и по чистой совести скажу, ничего не заметил, что предвещало бы скорую развязку.
— А Гончар был, действительно, красивый парень?
— Очень красивый, видный такой: густая черная борода, живые черные глаза, вкрадчивый голос, всегда бережлив и почтителен.
— А давно он подрядчиком у Бжодиковского?
— Да года два-три; в первый же год он и покумился с Августой Брониславовной у сахаровара Пеньковского. Красивая пара!.. Она пышная блондинка, полная жизни и красоты, а он высокий, стройный брюнет. Я, право, тогда ими любовался, и мне кажется, что с кумовства этого у них и пошло…
Записав показания Геймана, я отправился на завод, где с понятыми и старостой произвел повальный обыск. В особенности тщательно я обыскивал помещение и двор, занимаемый Гончаром, но, как в казармах рабочих, так на заводе, а равно и в помещении Гончара, ничего подозрительного не нашли. Сам Гончар, по показанию работников и приказчика, куда-то выехал по делам несколько дней тому назад. Урядник и сотский, между прочим мне заявили, что накануне происшествия они поздно вечером видели тройку вороных лошадей, запряженных в фургон, в котором сидело три-четыре неизвестных человека. Оба они предположили, что это ехали гости в усадьбу к Бжодиковскому или на завод. В какую сторону выехал этот фургон обратно из усадьбы, мне так ни у кого не пришлось узнать, — никто этого не видал. Об этом я поручил уряднику порасспросить в ближайших селах, но у меня была полная уверенность, что тройка направилась к станции железной дороги, и не ближайшей — Попельни, а дальней — Крыжополь. Я сообщил полиции о розыске и поимке Гончара и бежавшей с ним экономки Бжодиковского Августы Банковской и, с подробным описанием примет обоих, послал публикации во все губернские ведомости. Пока я этим ограничился и принялся ждать. Ждать мне пришлось очень долго, целых три года, но еще гораздо раньше выяснилось, что, действительно, утром 13 октября фургон с тройкой вороных лошадей привез на станцию Крыжополь двух пассажиров — мужчину и женщину, которые уехали с киевским поездом. У Бжодиковского я взял фотографическую карточку Августы, с которой снял нескольких десятков экземпляров и разослал их полицейским властям главных центров России. Фотографии Гончара мне не удалось нигде достать, он не снимался.
ВСКОРЕ Я ПОЛУЧИЛ из Ростова-на-Дону от полицеймейстера уведомление, что дама, очень сходная с карточкой, проживает в городе Ростове, где её муж, 1-й гильдии санкт-петербургский купец Изветов недавно открыл торговлю железом и живет довольно широко; у него постоянно собираются играть в карты, льется рекой шампанское. Держит он себя в высшей степени гордо и надменно с властями. При сообщении этом была приложена фотография Изветова. Я немедленно же отправился в Зальков и предъявил эту фотографию Бжодиковскому, уряднику и управляющему Гейману.
Все они признали в Изветове мещанина Гончара, с той только разницей, что, сделавшись, купцом Изветовым, он стал брить бороду и носить короткие волосы. Я телеграфировал ростовскому полицеймейстеру немедленно арестовать купца Изветова и его жену и выслать их этапным порядком в ольгопольский тюремный замок, в мое распоряжение, причем во время содержания под стражей и в пути следования содержать их отдельно.
В таком же духе я написал бумагу начальнику ольго-польской тюрьмы. Полицеймейстер исполнил в точности мою просьбу и прислал еще и фотографическую карточку пани Августы, снятую при аресте. Я показал карточку эту Бжодиковскому и сказал, что она скоро будет в Ольгополе и он может с нею повидаться.
Бжодиковский страшно обрадовался и благодарил меня.
— О, мий пани дрогий, яка-то кобита ладна, и, быть может, она ни в чем не виновна! — лепетал старикашка.
ВСКОРЕ ПРИБЫЛИ В ольгопольский тюремный замок супруги Изветовы, и я вновь принялся за следствие по «Зальковскому погрому». Для этого я отправился в Ольгополь и первой допросил пани Августу. В это время ей на вид можно было дать лет тридцать, не более так она хорошо выглядела и, действительно, была в полном смысле роскошной и красивой женщиной. Благодаря этапному путешествию из Ростова в Ольгополь и всем передрягам, она, видимо, несколько похудела, но это ей шло и делало еще привлекательнее. «Ну, — подумал я про себя, — недаром так за нее горевал и убивался Бжодиковский; действительно, потерять такую красавицу жаль». При ней был мальчик лет трех-четырех.
— А это кто с вами? — спросил я Августу, указывая на ребенка.
— Это мой сын, господин следователь.
— Сколько же ему лет?
— Четвертый.
— Значит… вы были беременны им еще в Залькове? — смущаясь, допрашивал я красавицу.
— Да, — едва слышно ответила она, вся вспыхнув, и глаза её сделались влажными.
Я усадил около себя Августу, приласкал мальчика, и затем, смотря ей прямо в глаза, сказал:
— Видите ли, пани Августа, следствием уже достаточно выяснено все «Зальковское дело», виновники почти уже все найдены и заключены под стражу, а также доказана степень вашего участия в этом преступлении. Поэтому ваше запирательство только затянет дело и увеличит ваше наказание, тогда как чистосердечное признание может смягчить его наполовину, и, как я понимаю, для вас были такие обстоятельства, которые, против воли даже, заставили вас принять косвенное участие в совершенном преступлении. Словом, на вашей стороне много, очень много шансов; и вы сумейте ими воспользоваться, чтобы не идти на каторгу. В ваших интересах поэтому рассказать мне подробно и с полной откровенностью, как было дело и как вы прожили эти три года до дня ареста.
Пани Августа внимательно слушала меня, стараясь не проронить ни одного слова, а из глаз ручьями так и лились горючие слезы. Наконец, она совершенно разрыдалась; мальчик, смотря на нее, тоже начал плакать. Я успокаивал их и ждал, пока это пройдет.
— На каторгу? За что меня на каторгу, господин следователь? Что я особенного сделала? Не я участница, а вот кто, — показывая на ребенка, кричала Августа. — Не будь его, ничего бы этого не сделалось, быть может.
