Записав показания пани Августы, я прочитал его ей и дал подписать. После этого я ее отпустил, а к себе потребовал Гончара.
Гончар, действительно, был очень красивый мужчина; высокого роста, хорошо сложенный, с смуглым лицом и смелыми, выразительными, черными глазами — он производил впечатление довольно внушительное, но во всей, его фигуре, в манере говорить, держать себя — было что-то отталкивающее, неприятное. При допросе он держал себя нахально, самоуверенно и дерзко. На все мои вопросы он большею частью отвечал «знать не знаю», тогда я ему заявил, что точные и правдивые ответы на предварительном следствии могут быть полезны только для него, а самое следствие и правосудие от этого ничуть не потеряют, так как по делу Бжодиковского добыто уже достаточно данных, из которых явствует безусловная виновность его, Гончара.
— А отрицая все и запираясь, вы только губите ни в чем не повинных людей, в числе которых, между прочим, находится ваша жена и ребенок.
— Дозвольте мне, господин следователь, подумать и дать свои показания завтра, — ответил мне в раздумье Гончар.
Я согласился. Мое обращение, видно, подействовало на него.
На другой день Гончар был сговорчивее и в общем подтвердил то, что уже показала его жена. От одного он только совершенно отрекся, это — что он не знает, кто были его сообщники, где они теперь находятся, и что никакого Гвоздя не знает и в Питере у себя его не принимал.
— Это, господин следователь, жена что-то напутала.
— Конечно, — согласился я. — А скажите, зачем это вы перешли из мещан в купцы и назвались Изветовым?
— Помилуйте, господин следователь, с таким, можно сказать, огромным капиталом и не платить гильдии, совестно как-то было, — нахально отвечал Гончар.
— А где вы добыли себе эти документы для этого?
— В Москве; один благоприятель оборудовал мне все документы за радужный билет. Мастер он своего дела был — хоть в графы мог вырядить кого угодно.
— А вы можете назвать его фамилию, приметы и где он именно живет?
— Нет, господин следователь, я с ним только на Тверском бульваре и встречался, а где живет и как его звать, не знаю.
Пока я оставил обоих супругов Изветовых в покое, а принялся, согласно данным мне пани Августой приметам, энергично разыскивать Гвоздя. Я просил Балтского и Ольгопольского исправников учредить особый полицейский надзор за ним в Балте и Рашкове и принять все меры к скорейшему задержанию его.
Действительно, не больше, как через месяц, Гвоздь, как шило в мешке, нашелся. В Рашкове он имел тайную контору по продаже краденых лошадей и всего краденого, а в трех верстах от Рашкова в Троишах, у него была любовница, у которой он и проводил свои досуги, обставив жилище своей возлюбленной всеми удобствами и вполне по-барски. В этом-то укромном уголке полиция и накрыла Гвоздя. При становой квартире в Песчанке я снял первый допрос с Гвоздя, причем заявил ему, что, благодаря показаниям обоих супругов Гончар, мне очень хорошо известны как степень его участия в ограблении помещика Бжодиковского, так равно и некоторые другие эпизоды из всей преступной его деятельности и жизни. Как внезапный арест, так и мое категорическое заявление, видимо, ошеломили Гвоздя, и он после нескольких моих вопросов откровенно поведал мне сначала о себе, а потом подробно рассказал и об Гончаре.
— Если вам, господин следователь, Гончар уже все рассказал про меня, то что же мне жалеть его. Он вам рассказал, как убил и ограбил купца около Гайсина?
— Нет, этого он мне не говорил.
— А как обделал N-скаго исправника, тоже не сказывал?
— Нет, — отвечал я.
— Вот видите, господин следователь, Гончар вам много рассказал про меня, и мало про себя. Я думаю, что тут полька эта его все орудует.
— При чем же тут она?
— Да как вам сказать, господин следователь, два сапога — пара. Оба они хороши до беды, а вот как попались, то и стали друг на друга показывать. Гончар и меня довел до тюрьмы, а без него, может быть, я там бы и не был.
— Когда же и где вы с ним познакомились?
— Я, господин следователь, сын зажиточных и когда-то даже богатых родителей, из купечества. С детства я, правда, отличался безнравственным поведением, но нельзя сказать, чтобы это привилось ко мне. Обладая характером вообще мягким и добрым, живя в своей семье без занятий и водя компанию с такими же купеческими саврасами, я слишком рано втянулся в разгул, бросил родительский дом и, пока были деньги, пустился кутить. Эти-то купчики и втянули меня в разные мошеннические дела; сперва из-за товарищества и ради удальства, а потом уж от необходимости добывать средства на кутежи и даже существование, так как родители от меня совершенно отказались и не давали мне ни копейки. Случай за случаем, бродячая жизнь, неимение постоянного пристанища сделали из меня негодяя, и вот тут-то я случайно познакомился с Гончаром… Говорят, на ловца и зверь бежит, и Гончар сразу увидел во мне подходящего для себя человека. Он в то время орудовал «большими делами» и формировал шайку. Я получил теплый угол, одежду, белье и даже денег на карманные расходы. Словом, вполне отеческое попечение я встретил у Гончара, и как я за это дорого ему плачу — тюрьмой, и даже, может быть, ссылкой!.. Вот вся моя недолгая история. Делов мы с Гончаром делали немало. Конторы вот по сбыту краденого в Балте и Рашкове учреждены нами и приносили нам изрядный барыш. Так, может быть, и теперь жили бы мы, если бы не эта дура полька, которая на старости лет вскружила голову Гончару, и мы вот влопались. Мало того, друг про друга все рассказываем. Тогда я ему говорил: «Деньги возьмем у Бжодиковского и обделаем это без пани Августы», а он одно твердит: «И ее, бедную, нужно вызволить». Вот и вызволил на свою голову!..
— А сколько вы награбили у господина Бжодиковского денег?
— Гончар говорил, что сто тысяч рублей, да, я думаю, врет; он нас обделил.
— Сколько же пришлось на вашу долю?
— Мне 15 000 рублей он дал, да Никитке, значит, столько же и тройку с фургоном, а остальное сам взял. Много ему осталось.
— Скажите, где же Никита теперь и как его фамилия?
— Никита спьяну да с богатства шук да раков кормит в Мячковском озере. Он вскорости после «дела» в Залькове утонул и, пожалуй, что и лучше сделал, чем вот жить по острогам да каторжных работ ожидать.
— А зачем вы истязали Бжодиковского?
— Никто его, господин следователь, не истязал, а Гончар, правда, дал ему пару, кажется, тумаков, чтобы не орал. Связать — действительно связали веревками, а бить или что-нибудь — нет, никто не бил. Я по чистой совести, как было!
— Когда вы на станции Крыжополь расстались, ночью, 13 октября, и Гончар уехал с пани Августой, вы куда же отправились с Никитою?
— Я сейчас же попрощался с Никитою и вернулся к поезду на Одессу, куда и укатил. В Одессе три дня пьянствовал и с женщинами возился.
— Ваша теперешняя сожительница тоже из Одессы?
