А вообще, как это ни странно вам покажется, люблю быть совершенно один. Если я живу не где-нибудь в лесу или в пустыне, то только из-за того, что там нельзя достать ни водочки, ни такого вкусного каплуна, как вот этот… Шутка ли сказать, цена ему три рубля! — Он торжественно показал вынутого из свертка каплуна. Затем полез в стол, вынул тарелки и еще две рюмки.
— Видите, какая благодать одному-три! Ну-с, приступим.
Ковалев налил три рюмки, и все трое выпили.
— Благодарим покорно! — сказал Матвей, вставая. За ним последовал брат.
— Да что вы, еще по рюмочке.
— Спасибо. Быть может, дровец не прикажете ли?
— Нет, не надо, — сухо ответил Ковалев.
— Тогда прощения просим!
«Начальство» ушло. Ковалев бросился запирать двери.
Глава IV
Он не один!
КОВАЛЕВ, ЗАПЕРЕВ ПЛОТНО на крючок двери, постоял несколько минут, прислушиваясь до тех пор, пока совершенно не смолкли шаги уходящих.
— Ушли? — послышался позади его голос.
— Ушли, — ответил Ковалев, оборачиваясь.
Перед ним стоял среднего роста человек с насмешливым выражением лица.
Это был молодой человек лет около двадцати пяти. Он был довольно красив, только на лице его было заметно утомление от пережитой дурной жизни.
О, если бы кто-нибудь узнал про него, кто он такой, тогда, наверное, весь дом Бухтояровых был бы оцеплен жандармами и полицейскими.
Да, это был разбойник Ланцов, но не тот, который был за полсотни лет раньше его, про которого сложилась народная песня:
Звенит звонок ночной, сбирайся,
Ланцов задумал убежать,
Не стал зари он дожидаться,
Поспешно печку стал ломать.
Сломал ее он и без сору
И по трубе взбираться стал,
Через трубу он тут пробрался,
Он через церковь на чердак,
По чердаку он долго шлялся —
Себе веревку он искал.
Вот по трубе он стал спускаться,
Солдат увидел, выстрел дал.
В казармах сделалась тревога,
Завыл в гупвахте барабан,
По всем частям было известно —
Ланцов из замка убежал!
Казак на серенькой лошадке
С конвертом к князю поскакал.
«Здорово, князь, уведомляю:
Ланцов из замка убежал».
Бежал Петровскими парками,
Потом свернул в дремучий лес,
Три года он на воле шлялся,
Все пил и ел, чего хотел,
С какой-то девушкой связался,
Л та возьми и докажи…
«Но не долги мои сроки,
Когда из каторги приду,
И за жестокую измену
Тебе я страшно отомщу!»
Так сложена народная песня, которую, впрочем, поет не столько сам народ, сколько отщепенцы от этого народа, тюремные арестанты или бродяги, для которых этот Ланцов служит образцом героизма, но по-нашему эта песня скорей доказывает всю ненадежную бдительность тогдашней тюремной администрации и устройство дымовых труб, через которые свободно мог пролезать если не кто-нибудь из тюремного начальства, народ довольно жирный и толстомясый, то сухой, как скелет, арестант, кормленный настолько, чтобы не подохнуть с голоду.
Представший перед Ковалевым субъект тоже назвался Ланцовым и был под этим именем известен всем ворам и мошенникам, а его настоящее имя — Кузьма Прохоров — почти не было известно никому, кроме судебной администрации.
Оба вошли в кухню и уселись за стол, причем Ланцов на таком приличном расстоянии от окна, чтобы не быть замеченным со двора.
— Кого это он, управляющий этот самый, тебе рекомендовал? — спросил Кузьма.
— Своего брата. Но представить себе не можешь, какое между ними поразительное сходство! Тебе говорю! Если бы я был похож на тебя… Тьфу! Не приведи Бог.
— Походить на управляющего?
— Нет, на тебя. Бр-р-р…
Ланцов даже не поморщился. Он вынул из стола чайный стакан, налил его водкой.
— Ты на этот раз прав, — сказал он. — Приятно ли мне, в самом деле, при твоем переезде сюда быть запертым в платяной шкаф и трястись на ломовой телеге, а потом быть заключенным в этой комнате без права показать нос на улицу?
— Но что же делать, нужно терпеть до поры до времени. Сам ты знаешь, что после твоего последнего фокуса вся полиция поднята теперь на ноги. Единственное спасение твое здесь.
— Да, пожалуй, теперь эта канитель долго протянется.
— Сколько ни сколько, а все месяц пройдет. Знаешь, что мне думается, не подозревают ли меня в чем-нибудь?
— Почему ты так думаешь? — спросил Ланцов.
— Во-первых, здешняя домовая хозяйка что-то подозрительно поглядывает на мои окна и даже указала своему мужу, а во-вторых, сейчас этот управляющий, разговаривая со мной, вел себя тоже как-то, знаешь… Понять не могу, сначала разговаривал ничего себе, а потом вдруг сразу изменил тон, сухо как-то поблагодарил и сразу вышел. В общем, нужно теперь быть крайне осторожным.
— А о чем он с тобой говорил?
— Ему показалось странным, почему я, будучи один, нанимаю квартиру, а не комнату, веду ночную жизнь и так далее.
— По-моему, это верно, — сказал Ланцов. — Тебе необходимо сейчас же изменить образ жизни.
— Что же мне нужно делать?
— Распространи завтра же слух, что к тебе едет из провинции твой брат с женой и жениным братом. Роль последнего буду исполнять я.
Ковалев задумался.
— Да, — сказал он, — присутствие женщины украшает, так сказать, квартиру и придает всему этакий вид порядочности… Только вот вопрос, где я сейчас достану брата и его жену?
— А вот мы сейчас все это и сообразим, — сказал Ланцов и ближе подвинулся к Ковалеву.
Глава V
Новая жизнь
ПАВЕЛ МИХАЙЛОВИЧ БУХТОЯРОВ был очень доволен своим дворником.
Были довольны им и оба подручные, Фома и Прохор, замученные управляющим донельзя и получающие грошовое содержание и скверную пишу.
Не прошло еще месяца, как Иван Дементьев и Марьюшка вполне освоились с новой жизнью.
Прежде этого Матвей сам ничего не делал лично и, возложив все дело относительно чистоты в доме на спины своих помощников, вел интриги с горничными, между тем как его брат, наоборот, трудился сам, по деревенской привычке, не покладая рук, почему его подручные сразу получили большое облегчение.
