Повсюду был он с раннего утра, сам скреб панели, посыпал их песком, сгребал в кучи снег, подметал двор, черную и парадную лестницы, между тем как два его помощника таскали по квартирам дрова для жильцов.
К девяти часам утра все уже было в образцовом порядке, и Иван садился вместе со своими помощниками завтракать.
Прежде такого порядка не было. Бывало, Фома и Прохор, наработавшись вдоволь, целый час должны были ожидать, когда старшой Матвей обратит на них свое милостивое внимание и даст каждому по гривеннику
[1]. На эти деньги подручные шли в чайную, пили чай и закусывали, а затем вновь принимались за тяжелую работу до полудня, после чего, получив вновь по гривеннику, шли обедать впроголодь. Но при Иване пошли новые порядки.
Пока все трое работали, Марьюшка, по деревенскому обычаю, раньше всех принималась ставить самовар и готовить легкую закуску.
Выпив чаю и закусив, все трое дружно принимались за дело до девяти часов утра, после чего садились за приготовленный Марией завтрак. В двенадцать часов дня все садились за обед, предварительно выпив по стакану водки. И все это делал Иван без малейшего вычета, и по истечении месяца Фома и Прохор получили свое жалованье сполна, копеечка в копеечку, чем, понятно, они были очень довольны.
— Балуешь их зря! — говорил он, кивая на младших дворников. — Откармливаешь как боровов, вишь, какие рожи у них?
— Хлеба-соли нам не жалко, — возражал на это Иван. — А покормишь человека — он лучше и работает, а отощалому и метлы не поднять.
— А сколько ты с них высчитываешь за обеды эти, завтраки и ужины?
Матвей только пожал плечами.
— Глупость все это, — сказал он. — У меня они получали по семи гривен на своих харчах, а у тебя эвона как: разносолы разные для них, чаи и кофеи выдумал. Ты только одно сочти, во что это тебе вскочило за месяц-то?
— У нас хватит, — усмехнулся Иван. — Больше ста Рублев чистоганчиком. Один барин сверх жалованья красненькую прибавил. Да ты сам посуди, проиграл ли я в том, что их на своих харчах держу и жалованья не убавляю? Наоборот, они сделались усердны в деле!..
— Ну да шут с тобой, делай как знаешь, — сказал сердито Матвей, уходя в свою контору.
Он теперь чувствовал, что все его планы относительно ограбления хозяина с помощью своего брата постепенно разбивались о несокрушимую честность брата.
В течение месяца он не раз в виде шутки заговаривал с ним о возможности хорошенько погреть руки около хозяина, но Иван не допускал в этом отношении даже шуток.
— Да если бы нашлась подобная сволочь, — говорил он, сжимая свой огромный кулак, — то я бы ему все рыло разбил.
При этом Матвей заметил, что все симпатии хозяев и жильцов перешли на сторону Ивана, который держал себя скромно и с достоинством, ни перед кем не юлил и не заискивал, по возможности никого ни в чем не стеснял. Извозчики спокойно стояли на своих местах, а когда кто-нибудь из них по заведенному Матвеем обычаю протягивал ему пятак пошлины за право стоянки, то Иван в недоумении спрашивал:
— Это за что?
— Да так, может, вам на табачок понадобится.
— На табак и коли понадобится — сами купим, а тебе на стаканчик нужней будет.
Старик-швейцар Савельич был от Ивана в положительном восторге.
Савельич был любитель политики и потому каждый день не пропускал ни одной газеты. Получив утром от почтальона газеты, которые он должен раздавать по квартирам, он непременно покупал от себя «Голос», «Новое время» или другие, серьезного содержания.
Ему очень хотелось поделиться с кем-нибудь своими впечатлениями, но кроме соседнего швейцара, положительно, не с кем было.
Вечно занятый своими расчетами, Матвей решительно ничем не интересовался, и с ним говорить было не о чем. Иван, наоборот, был страстный любитель чтения и интересовался всем, что делалось на свете. Разговаривая с Савельичем, он обнаружил здравые понятия, и потому свободное время они проводили в рассуждениях и спорах.
Чрезвычайно красивая, особенно когда ее научили одеваться прилично, Марьюшка очаровала всех своей приветливостью и душевной простотой. Бедные жильцы дома, с которыми Матвей обходился крайне неприветливо (он только ласков был с богатыми), видели в ней свою заступницу.
— Ах, Марья Васильевна! — кланялась ей такая жилица. — К вам я пришла, будьте такая добренька!..
— Опять за квартиру? — догадывалась Марья.
— Уж простите, надоедаю вам, не откажите ради Христа! Управляющий непременно требует, чтобы заплатили мы завтра, а муж получает жалованье двадцатого, а сегодня только первое.
— И он не может подождать до двадцатого?
— Ни за что! Дня три даст сроку, да и то ругается: «Голь! — кричит, бывало, — шантрапа такая!», на всякие манеры облает.
— Да, это нехорошо. Вы двадцатого отдадите?
— Да что вы, Господи Боже мой! Неужто мы с мужем станем злоупотреблять вашею добротою?
— Хорошо, я вам дам, но только не говорите никому.
И действительно, занятые таким образом деньги с благодарностью возвращались обратно, к величайшему неудовольствию Матвея, который не любил, чтобы баловали всякую бедноту, к которой он относился презрительно.
Чем дальше шло время, тем больше чувствовал Матвей, что планы его постепенно разрушаются. Не этого ждал он, вызывая из деревни брата. Он хорошо знал про честность Ивана, но все-таки думал, что он не устоит против искушения сделаться богачом. Но после сделанных опытов в виде, как было говорено выше, осторожных подходцев, он увидал, что брат, будучи очень доволен и тем, что у него есть, не решится ни на какую подлость.
А тут еще и быстро растущая популярность Ивана и его жены поставила сперва его в тупик, а потом возбудила в нем серьезные опасения: вышло так, что Иван как бы заслонял собой старшего брата, о котором все теперь забыли и думать. И Матвей не на шутку задумался. Первою его мыслью было выжить Ивана из дому, но как это было сделать? К чему привязаться? И он, наконец, решил испробовать почву.
ВСКОРЕ ПРЕДСТАВИЛСЯ ТОМУ подходящий случай.
С чердака пропало чье-то белье. Владелица этого белья была прачка, которая, разумеется, подняла крик.
— На что это похоже?! — жаловалась она управляющему. — В доме целых три дворника, а с чердаков воруют!
— Этого еще не хватало! — воскликнул Матвей, в душе сильно довольный этим случаем. — Позови Ивана, я с ним поговорю.
Такая вещь, как кража белья с чердаков, случается нередко во многих домах любого большого города, и все дело тем и ограничивается, что составить протокол, потом начнут искать вора, который в большинстве случаев оказывается тут же, дома, а что касается до дворников или других лиц, которым вверено наблюдение за домом, то они за это не отвечают.
