Я смотрел на нее, и она смотрела на меня. Из уголка рта у нее спускалась белесая полоска высохшей слюны.
– Меня отсюда прогонят довольно скоро, наверное. – Я бросил взгляд на дверь. – Мне непривычно говорить, когда ты молчишь. – Я попытался улыбнуться, но лицо отозвалось болью. В груди было больно из-за эмоций, которые никак не могли устаканиться. Отчасти это была жалость к себе, которую Димус отказался выставлять напоказ.
– Я не знаю, поможет ли тебе это, Ева, но… В этом мире столько всего, о чем я раньше не подозревал… – Я закусил губу и подумал о бесконечном изобилии миров, которые ответвляются от нас ежесекундно. О бесконечном количестве Ев, проживших все возможные жизни. О Евах, которые пережили рак, Евах, у которых никогда не было рака, Евах, которые погибли в автокатастрофе по дороге к врачу, который поставил бы диагноз, Евах, которые реализовали все свои амбиции, постарели, растолстели и умерли счастливыми. Я подумал обо всех вероятностях, хороших и плохих. Я не знал, имело ли это значение, потому что для меня имела значение только та Ева, которая лежала передо мной и хрипло дышала, чье сердцебиение отражалось на мониторе.
Тогда я понял, почему Димусу было нужно, чтобы я стал им, чтобы моя Миа стала его Миа. Может, мы и живем в мультивселенной, полной бесконечных чудес, но мы – это мы, и нас должно волновать только то, что попадает в пределы досягаемости.
– Я просто хочу сказать, наверное, что никто из нас на самом деле не знает, что происходит и зачем, и мы никогда не можем узнать, что случается и куда мы все идем. – Я нес чепуху и знал это. Я взял ее за руку, и она еле заметно улыбнулась.
Дверь открылась, и темноволосая сестра прошипела в мою сторону:
– Тебе нужно выйти отсюда. Прямо сейчас.
– Я останусь, пока не придут ее родители. – Я схватился за поручень койки и посмотрел женщине в глаза: – И вы не заставите меня уйти.
17
Вечеринка у Арно была запланирована на следующий вечер после моего последнего сеанса химиотерапии. Джон четырежды позвонил мне между тем, как он вернулся из школы, и тем, как он заскочил ко мне.
– Что ты наденешь? – Это был первый звонок.
– Хм. Одежду? – Я об этом вообще не задумывался.
– Ну да. Но какую одежду?
– Которая на мне.
– Серьезно? – Он столько скепсиса вложил в одно-единственное слово, что я все-таки задумался. А ведь он даже не видел, во что я одет.
– Нет, ты прав. Мне надо переодеться в спандекс и глэм-рокерские кожаные брюки, в которые я не влезу, если не намажу ноги маслом.
– …
– Джинсы и футболку. А теперь тащи свою задницу сюда, потому что нам, возможно, придется похитить Саймона.
Следующий звонок касался выпивки.
– Можешь раздобыть бутылку красного и две бутылки белого?
– Вина? Джон, у твоего отца гребаный погреб доверху им набит. – Я туда спускался. Там были буквально тысячи бутылок. Несколько дюжин из них – покрытые пылью винтажные вина тридцатых годов.
– Да, но он достаточно умен, чтобы не пускать меня туда без ведома. На двери теперь замок с комбинацией!
Я бросил взгляд на гостиную, где сидела мать с книжкой, и тихо, почти шепотом, сказал:
– Если ты не можешь взломать его винный погреб, то как ты тогда взломаешь секретную лабораторию?
– Просто раздобудь бухлишка, а? И пива. Не будем слишком выпендриваться.
– Посмотрю, что смогу сделать. – Я со вздохом положил трубку. Успех покупки алкоголя зависел от актерского мастерства. Я, например, покупал матери бутылку «Бэйлис Айриш Крим» ежегодно уже шесть или семь лет без какого-либо родительского контроля. Ей этот напиток нравился, но она не позволяла себе его часто покупать, поэтому выбрать подарок на день рождения было очень легко. А когда десятилетний мальчик заходит в винный магазин, где его все знают, чтобы купить бутылку кремового ликера, никаких проблем нет. Но если пятнадцатилетний подросток с немытыми волосами и расчесанными прыщами попытается купить упаковку из шести банок нефильтрованного темного… это совсем другая история.
Если подросток собирается купить пива, то надо идти в супермаркет. Но нужно наполнить свою тележку подходящими продуктами, чтобы не возникало сомнений, что это родители за покупками отправили. Для лучших результатов нужно взять с собой список покупок, в котором пиво непринужденно записано между пакетом замороженного горошка и рыбными палочками. Настоящие мастера так же вкладываются в покупку предметов женской гигиены.
Следующий звонок раздался через десять минут после того времени, к которому Джон поклялся подойти.
– Ты все купил?
– Дешевое вино – есть. Дорогое пиво – есть. – Я снял шапку, чтобы при необходимости вызвать сочувствие. Я не знаю, испытала ли его продавщица, потому что я достаточно быстро прошел через кассу. – Рыбные палочки – есть. Печеная фасоль – есть. Открытка для Анри – есть.
– Что?
– Ему двадцать один исполняется. Я купил ему открытку.
– А, ну да.
– Так ты где?
– На Хай-стрит. Я пытался купить презервативы, но… Слушай, тебя бы не затруднило…
Я повесил трубку. Оставалось позавидовать его небывалому оптимизму. Нет, я не собирался покупать для него презервативы, если у него самого духу не хватает.
Последний звонок раздался, когда он опаздывал уже на полчаса.
– Я выхожу! Я выхожу!
– Ты домой вернулся?
– Нет, я выхожу. Внимательнее слушай.
– Ты из дома выходишь?
– Я иду в сторону двери. Телефонный кабель уже заканчивается! Прикрой уши. Когда связь оборвется, то будет адск…
Джон приехал через час.
– А что? Никто никогда не приходит на вечеринку вовремя.
– Моя мама подвезет нас до дома Саймона. Оттуда, пожалуй, можно пешком дойти.
Джон пожал плечами, затем раздвинул руки и потребовал к себе внимания.
– Очень недурно, – сказал я без энтузиазма. Он был одет в бейсбольную куртку, которую купил в Штатах, из белой и красной замши, с большим номером 41. Черные брюки и блестящие кожаные туфли. – Ты сможешь всем девчонкам рассказать о том, что ездил в Америку. – Еще казалось, что он принял ванну из лосьона после бритья, вероятно, в надежде на то, что ароматы одурманят объект его воздыханий и лишат ее способности сопротивляться его ухаживаниям.
Мать высунула голову из гостиной:
– Привет, Джон. Выглядишь очень элегантно.
– Спасибо, миссис Эйч.
Мать нахмурилась от такого обращения.
– Ну что, вы готовы?
Я поднял сумку с выпивкой, в которой каждый элемент был тщательно перемотан рубашками, чтобы предотвратить звяканье. Я надеялся, что после слова «вечеринка» в изображении матери возникнет образ того, что мы называли вечеринками, когда нам было одиннадцать.
