– Что за хрень ты несешь, чувак? – кричит в ответ Уэб.
О нет!
– Ого! У этого парня есть рот. Может, нужно взять мыло и вымыть из него эту индейскую грязь?
Обезьяны ржут, издавая идиотские боевые кличи. Оригинально. Девчонки нервно взвизгивают, пытаясь вернуть их в свои объятия.
– Давай, скажи это мне в лицо, ты, урод белый! Я допинаю твою задницу до луны и обратно.
ИИСУСЕ, ЧТО ОН ТВОРИТ, ЭТОТ ПАРЕНЬ!
Хватаю Уэба за руку.
– Да что с тобой такое? Пойдем.
– Лучше бы ты прислушался к своей подружке, маленький краснокожий. – Скотти засасывает из бутылки остатки пива, швыряет ее в костер, бьет себя в грудь и рыгает. – Или, может, подойдешь поближе и скажешь это в лицо МНЕ? – Он приглаживает волосы ото лба к затылку, потом снимает нежно-голубой смокинг, комкает его и бросает на землю.
– ПРЕКРАТИТЕ! Оба! – вопит Саманта, подплывая в чем-то бледно-голубом и шифоновом. Похоже, к этому моменту она уже перебрала с выпивкой. – Перестань, Скотт, никаких драк, ты помнишь? Нам еще на бал идти… это наш особый вечер… – Она мнет пальчиками его грудь, точно дикая кошка в охоте.
Тот продолжает рычать.
– Хочешь отведать моего кулака, индейская принцесска? А? А?!
Обезьяны ухают. Спутницы хватают их лапами за лица, чтобы вернуть обратно – к крючкам своих лифчиков или чему там еще.
Глаза Уэба пылают пламенем. Все застывают. А потом происходит немыслимое: он начинает смеяться. Этаким смехом выпущенного на свободу маньяка. Пара девчонок зарываются лицами в подмышки Обезьян, у них сдают нервы.
– Ты. Тупой. Трусливый. Болван, – роняет слова Уэб. – Если бы ты попытался хотя бы приблизиться ко мне, то даже не понял бы, что тебя ударило.
Мое сердце колотится о ребра так сильно, что, готов поклясться, от него по озеру идут сейсмические волны. Кто это? Я не знаю этого человека. Это не тот парень, с которым я только что делился одним из самых сокровенных, темных секретов. Этот человек – какая-то темная его версия. И он пугает меня до усрачки.
Очевидно, как и всех остальных: пасти у Обезьян раззявлены, они онемели от его ярости. И в конечном счете именно Скотти выводит всех из транса.
– Кхак… мля… меня назвал?
Он настолько поражен, его так трясет, что он забывает слова.
– Ты меня слышал, белый.
– Уэб. Остановись!
Больше я ничего не могу придумать.
– Ты… как… ты смеешь! – Скотти аж вибрирует. Его черные волосы буквально дымятся. Лицо сравнялось цветом с костром. Глаза – вихрящаяся масса… страха? Может ли такое быть? Я никогда прежде не видел подобного выражения. Это завораживает. – Иди сюда, киска! Пустите меня к нему!
Он отталкивает одного из Ошалелых Обезьян, но тут его сцапывает за руку Злая Ведьма Среднего Запада.
– НЕ СЕГОДНЯ! – Саманта отдергивает его назад. (Я-то знаю, что она не настолько сильна.) – Сегодня НЕ будет НИКАКИХ драк! – И она икает.
Потом смотрит на остальных девчонок, одаривая их телепатическим всезнающим кивком, который, кажется, без проблем понимает каждая. Те принимаются оттаскивать своих Обезьян прочь из круга, обратно к озеру, обратно к пиву, обратно к крючкам на лифчиках.
Остаются только Скотти и Саманта.
– Повезло тебе, что она здесь, – говорит Скотти. – А то я бы…
– Ты бы – что? – спрашивает Одержимый Уэб, не отступая.
– Прекратите! Просто забирай его и УХОДИ, – командует мне Саманта. Ха, я ему теперь сторож, что ли? – УХОДИТЕ! – повторяет она, снова икая.
Я беру его за локоть:
– Пойдем.
Он расслабляется – самую малость. По крайней мере, достаточно, чтобы я смог сдвинуть его с места.
Когда проходим мимо, Саманта начинает бормотать: «Ох, попадешься ты мне, красавчик. И этот твой приятель-задохлик». А может, говорит: «Увидимся в школе». Я не уверен. Я вообще ни в чем сейчас не уверен.
Когда выходим из круга света, отбрасываемого костром, я поворачиваюсь к Уэбу.
– Послушай. Посмотри на меня. – Он повинуется, все еще тяжело дыша. – Просто… управляй негативом, помнишь?
Глупость ужасная, но больше ничего в голову не лезет. Он смотрит мне в глаза, и…
Срабатывает. Кажется. Уэб здесь, со мной. Снова остались только мы, как на утесе. Может, я просто фантазирую, но… я это чувствую. Будто мы связаны мыслями. Словно это слияние сознаний. Кивает. Тоже это чувствует?..
Скотти разбивает волшебство.
– Думаете, на этом все кончено, девочки? Что ж… помните, однажды везенье отвернется от вас! – И, уходя, начинает подпевать «роллингам», Обезьяны взрыкивают, девчонки танцуют, в их мире снова все хорошо. Пока.
Я продолжаю тащить Уэба подальше, в безопасность.
– Ты в порядке?
Он уперся взглядом в землю, возможно рисуя собственную черную дыру, чтобы исчезнуть.
– Извини. Я не хотел… мне надо идти.
– А, ладно, мне тоже…
И уходит, растворяясь в тенях.
Я не жду, пока он вернется и бросится на Обезьян, или даст мне пять на прощание, или сделает еще что-то, как это водится у парней. Я вскакиваю на Стингреймобиль и гоню во все лопатки прочь от адского костра и всей его злобы.
Позволяю ветру взметать мои мысленити к звездам, вытаскивая их из забитой под завязку головы одну за другой. И вот они: Что это, черт возьми, было? Не могу поверить, что несколько минут назад рассказал секрет своего шрама! Скотти действительно испугался Уэба? Плакал ли Уэб? С ним все в порядке? Где он живет? Следует ли попытаться разыскать его? Да КТО он такой, этот парень?!
Когда заворачиваю на свою улицу, все мысли уже разлетелись. Нет ни одной. Ффух. А вытягивать нити из головы действительно полезно. Круто!
И это очень хорошо, потому что, когда приближаюсь к подъездной дорожке, по сознанию проносится совершенно новый набор мыслей, когда я вижу:
1) Неоново-фиолетово-черный свет, горящий в окне гостиной.
2) Силуэты отца и Хизер, покачивающиеся в фиолетовом окне.
3) Силуэты на самом деле не просто покачиваются. Иисусе!
Открываю дверь кухни. Скрипучий голос Джими Хендрикса
[42]. Густое облако вонючей травы соткало слепящий туман, в котором легко пробраться вверх по лестнице. Мухой пролетаю мимо. Стоп-кадр: отец и Хизер, совершенно голые, раскрашивающие друг друга люминесцентными красками, из-за чего становятся похожи на истекающих кровью инопланетян. Не знаю и знать не хочу. Плевать.
С грохотом захлопываю дверь. Падаю на кровать. Хватаю черный маркер и прячусь под одеялом. Рисую черную дыру и навсегда исчезаю из этого времени в иновремя. Туда, где тело не раздирает эта обжигающая боль.
