Сенека в утешении к Гельвии, описав, как малы наши тела, спрашивает: «Разве не дикость и не полное умопомрачение – желать многого, когда можешь усвоить так мало?» До чего безрассудно, продолжает он, когда человек предпочитает иметь «много денег», а не «хоть сколько-то ума»
[272]. Музоний разделяет эту позицию. По его словам, богатство не освобождает человека от печалей и не утешает в старости. И хотя может обеспечить материальные блага и чувственные наслаждения, оно не способно принести удовлетворение или прогнать горе. В качестве примера Музоний приводит богачей, которые грустны и несчастны, несмотря на свое состояние
[273]. В том же духе Эпиктет заявляет, что «лучше умереть с голоду свободным от печали и страха, чем жить в изобилии, не имея покоя»
[274]. Шире говоря, на его взгляд, отсутствие потребности в богатстве ценнее, чем само богатство
[275].
Плохо, когда богатство не приносит счастья, однако Музоний полагает, что все еще хуже: оно делает человека несчастным. И правда, хотите сделать кого-то по-настоящему несчастным – сделайте его богатым. Однажды Музоний дал крупную сумму денег незнакомцу, выдававшему себя за философа. Когда ему объяснили, что это самозванец, плохой и порочный человек, Музоний не забрал деньги, но оставил ему. И с улыбкой заметил: если это действительно дурной человек, он заслужил их
[276].
Большинству людей богатство нужно для поддержания роскошной жизни, вызывающей восхищение окружающих. На взгляд стоиков, такой образ жизни контрпродуктивен, если наша цель в благой, а не зажиточной жизни.
Подумайте об изысканных блюдах – одном из элементов роскошной жизни. Неужели те, кто их ест, получают больше удовольствия, чем довольствующиеся простой пищей? Музоний так не считает. Люди с экстравагантным рационом напоминают ему тупые ножи, постоянно требующие заточки: они недовольны едой, если только с ней не подают «чего-то остренького» вроде неразбавленного вина, уксуса или едкого соуса
[277].
Если вести роскошную жизнь, несомненно, высока опасность разучиться получать удовольствие от простых вещей. Некогда человек мог наслаждаться тарелкой макарон с сыром и стаканом молока, но после нескольких месяцев жизни в роскоши макароны перестанут удовлетворять его взыскательному вкусу; теперь он предпочел бы феттуччине Альфредо и бутылку минеральной воды определенной марки. А вскоре, если сможет себе позволить, променяет и это блюдо на ризотто со сладкими креветками и свежесобранными цветками тыквы, к которым подается бутылка того самого рислинга, нахваливаемого критиками, и пикантный салат фризе, сервированный тушеными артишоками, бобами фава, сыром валансе, молодой спаржей и конфи из помидоров черри
[278].
Когда привыкшим к роскоши людям становится сложно угодить, происходит любопытная вещь. Вместо того чтобы оплакивать потерю способности наслаждаться простыми вещами, они гордятся новоприобретенной неспособностью наслаждаться чем-либо, кроме «самого лучшего». Стоики посочувствовали бы им, указав, что, разучившись получать удовольствие от простого и легко достижимого (тех же макарон с сыром), они в немалой степени разучились получать удовольствие от жизни в целом. Последователи стоицизма строго следят за тем, чтобы не стать жертвами подобной изнеженности. Само собой, они высоко ценят умение наслаждаться простой жизнью – и различать источники удовольствия, находясь даже в самых стесненных обстоятельствах.
Отчасти именно по этой причине Музоний ратовал за простую еду. На его взгляд, лучше всего есть продукты, которые не нужно готовить: фрукты, свежие овощи, молоко, сыр. Мясо он не ел, так как считал его пищей диких зверей. Он советовал выбирать еду «не для удовольствия, а для пропитания, не для ублажения глотки, а для укрепления тела». А также следовать примеру Сократа: не жить, чтобы есть (то есть тратить свою жизнь на удовольствия от еды), а есть, чтобы жить
[279].
Почему Музоний лишал себя безобидных, на первый взгляд, гастрономических радостей? Потому что считал их не такими уж безобидными. Он вспоминает слова Зенона о том, что следует остерегаться приобретать вкус к деликатесам: начав двигаться в этом направлении, сложно остановиться. Бывают вещи, приносящие нам удовольствие раз в месяц или даже в год, тогда как едим мы ежедневно, и чем чаще будем чувствовать искушение при этом, тем выше опасность ему поддаться, поэтому, говорит Музоний, «из многих наслаждений, которые завлекают человека в прегрешения и побуждают его предаваться им в ущерб пользе, наслаждению пищей противостоять труднее всего»
[280].
Помимо смакования экстравагантных блюд живущие в роскоши носят дорогие костюмы и живут в изящно обставленных домах. По стоикам же, человек должен отдавать предпочтение простоте не только в еде, но и в одежде, жилище и мебели. Музоний рекомендует одеваться так, чтобы защищать тело, а не впечатлять окружающих. Таким же функциональным должен быть и дом: от него не требуется ничего, кроме как укрывать от сильной жары и холода, солнца и ветра. Какой-нибудь пещеры вполне хватило бы. Как указывает Музоний, усадьбы с внутренними двориками, причудливым декором и золочеными потолками трудно содержать. Кроме того, простой дом должен быть прост и внутри. Посуду на кухне лучше иметь не серебряную или золотую, а глиняную и железную: как замечает философ, она дешевле, в ней удобнее готовить и менее вероятно, что ее украдут
[281].
Люди, ведущие роскошную жизнь, редко бывают довольны: роскошь лишь разжигает в них жажду еще большей роскоши. Сенека предлагает своему другу Луцилию представить, что тот невероятно разбогател, живет в доме с мраморными полами и золотыми украшениями, носит пурпурные тоги. Все это не сделает его счастливым: «Излишества лишь научат тебя желать еще большего». Так происходит потому, что желание роскоши не является естественным. Естественные желания (например, воды, когда мы испытываем жажду) могут быть утолены, противоестественные – нет
[282]. Поэтому, ощутив какое-то желание, нужно остановиться и спросить, естественно ли оно, – и в противном случае подумать дважды, прежде чем его удовлетворять.
