Если мерить рамками прошлого, жить ему остаётся чуть больше пяти лет. В этом огромном теле уже начинаются необратимые изменения, которые пока не видны. В отличие от меня дед так и не смог справиться с раком, а ведь бабушка Катя живёт по-прежнему рядом. Нет, надо ломать эту вероятность, отвлечь стариков от тяжёлых дум, и начинать прямо сейчас.
– Дедушка, – сказал я самым просительным тоном, – можно мне рубль из копилки взять?
Он отложил в сторону ложку:
– Зачем?
– Девчонку одну в кино пригласил, завтра в одиннадцать…
И я рассказал о Бабке Филонихе, о её закидонах с одеждой по причине неартистической внешности, о том, что случилось сегодня в классе. По мере повествования настроение у моих стариков несколько поднялось.
– От сучка! – смеясь, возмутилась бабушка. – Как же она крутит матерью и отцом! Спасибо сказала бы за то, что родили на свет. Вожжами надо её учить, а не в кино приглашать!
– Хорошее дело, – одобрил дед, – рубль я тебе и сам дам, только об уроках не забывай… И что ты там за чертовину смастерил?
– Вечером покажу.
Этот обед закончился без эксцессов. Дед, кряхтя, полез на кровать:
– Ты мне, Елена Акимовна, банки поставила бы. Продуло сегодня ночью, ноет в боку…
Я мысленно перекрестился и, убрав агрегат в сарай, направился к Пимовне.
Справа от деревянной калитки грел свой бетонный бок круглый колодец. Я встал на железную крышку и заглянул во двор.
Вертлявая собачонка выпрыгнула из будки и залилась лаем. Бабушка Катя в то время ещё работала продавщицей в мясном отделе, но сегодня она была дома и, сидя на низком крылечке, кормила цыплят подсушенной пшённой кашей.
– Пуль-пуль-пуль! Пули-пули-пули! – повторяла она.
Так в наших краях подзывают кур. Литературное «цып-цып-цып» не прижилось.
Мне почему-то казалось, что ей не составит труда увидеть во мне «новопреставленного» во временном своём воплощении, ан нет. Пимовна скользнула по мне не узнающим взглядом, вытерла руки о фартук и беззлобно прикрикнула на собачонку:
– В будку пошёл, зараза!
– День добрый, бабушка Катя! – поздоровался я.
– Что тебе, Сашка? – устало спросила она. – Давай говори, выварка на огне вот-вот закипит…
Пришлось начинать без предисловий:
– Мне нужен рецепт лечения рака.
Брови у бабушки Кати удивлённо приподнялись:
– Это ещё зачем?
– Дедушка у меня заболел, или вот-вот заболеет.
– Типун на язык! – с чувством сказала Пимовна. – Смотри накаркаешь! Приснилось тебе али как?
– Нет, – говорю, – не приснилось. Просто вижу, когда беру в руки «Земляничное» мыло. Так будет пахнуть дедушка, когда он умрёт. Я приеду за час до похорон и его не узнаю. Гроб будет стоять в большой комнате у окна…
– А ну-ка, пошли в хату!
Бабушка Катя схватила меня за руку и потащила во двор. По пути она сняла с огня закипевшую выварку, ошпарила руку брызгами кипятка и коротко матюгнулась.
В стандартной саманной хате ничего по большому счёту не изменилось со времени моего последнего посещения. Только не было холодильника (тогда ни у кого не было холодильников) да не стояла в углу, за легкой перегородкой, походная койка Василия Ивановича Шевелёва – героя-артиллериста, с которым лет через пять Пимовна будет сожительствовать.
– Садись, Сашка, к столу, – строго сказала она и откинула полотенце с широкого блюда, – ешь пирожки. Сейчас я тебе молока стаканчик налью…
– Мне бы рецепт…
– Ешь!
Молоко было с лёгкой кислинкой, а пирожки… я сразу узнал их фирменный вкус. У каждой хозяйки свои заморочки и маленькие секреты. Даже Прасковья Акимовна, родная сестра моей бабушки, была в кулинарном плане её антиподом. В домашней готовке она налегала на сдобную выпечку и супы, картошка и мясо подавались на стол в жареном виде, а «хворост» всегда получался сухим и ломким. Казалось бы, одна школа, но разные направления. Елена Акимовна часами корпела над кастрюлей с борщом. Картошка толчёнка была, хоть на хлеб намазывай, сама по себе вкусная. Помнится, она добавляла в небольшую кастрюльку три яичных желтка, стакан молока и добрый кусок масла…
– И давно ты стал видеть… такое? – спросила бабушка Катя.
– Пять дней назад, – честно признался я.
– «Отче наш» ты, конечно, не знаешь…
– Почему не знаю? Очень даже хорошо знаю!
– Да ну? – удивилась Пимовна. – Может, расскажешь?
Последний вопрос она задала со скрытым сарказмом. Ну кто поверит, что в нашей стране, где атеизм считался чуть ли не официальной религией, в голову советского школьника смогут проникнуть слова из Нагорной проповеди?
В общем, я её скорее напугал, чем удивил. Прочёл эту молитву так, как когда-то учила она. С теми же паузами, интонациями и ключевыми словами. Даже катрен о хлебе произнёс на её манер: «надсущный», а не «насущный». Бабушка Катя сидела, бледнея, а услышав это слово, встала, зажгла лампадку и трижды перекрестилась.
– Кто ж тебя этому научил? – сурово спросила она.
Пришлось врать:
– Вы научили. Этой ночью мне снилось, что я приходил к вам за лекарством. А вы мне сказали, что пока я не выучу молитву, дедушке оно не поможет.
– Дала хоть?
– Дали. Литровую банку, накрытую крышкой. А в ней жёлтая маслянистая жидкость с запахом чеснока.
– Это другое лекарство, – отмахнулась бабушка Катя. – Оно помогает от наведённой порчи, а я тебе сейчас приготовлю что-нибудь посерьёзнее. Когда в твоих видениях Степан Александрович помер?
– Через пять лет и четыре месяца. От рака лёгких.
– Значит, точно поможет.
Пимовна захлопотала у печки. Ссыпала в банку с калиновой самогонкой какие-то снадобья, добавила настойки из квадратных бутылок с чёрным стеклом.
– А обо мне… в своих снах… ты ничего больше не видел? – спросила она между делом.
– Оно вам надо, бабушка Катя? – чуть не взмолился я. – Какой интерес жить, если знаешь, когда умрешь?
– Та-а-ак! – протянула она и подсела к столу. – Ну-ка, давай рассказывай, а то не будет тебе никакого лекарства!
Я впервые взглянул прямо в её глаза и произнёс, чеканя каждое слово:
– Вы неделю не доживёте до полных ста лет. Если хотите, всё расскажу в подробностях, кто вас обнаружил, кто в дом заносил, кто глаза закрывал…
– Значит, я не в доме умру?
– Вы, бабушка Катя, приготовитесь гнать самогон в летней кухне. А заодно затеете стирку, чтобы кипяток из выварки со змеевиком зря не пропал. И наверное, забудете спички. Пойдёте за ними в дом, а по дороге умрёте. Будете лежать на спине и удивлённо смотреть в небо. Куры столпятся у вашего тела, как цыплята вокруг наседки, но ни одна из них…
