– Да так. Он мне двигатель обещал от старой стиральной машинки, – соврал я как можно правдоподобней.
– Он много кому… – начал было Витёк и подозрительно быстро заткнулся. – Так куда купаться пойдём? Все наши сейчас на заставе.
– Упаримся. Туда пилить далеко. Давай на глубинку.
Мы перешли через мостик, выложенный железнодорожными шпалами, и, не сговариваясь, повернули направо. Этот берег реки был солнечным, пляжным. По другой её стороне шли заборы, плетни и деревянные мельницы. Там начинались, вернее, заканчивались соседские огороды.
– А зачем тебе двигатель, – поинтересовался Витёк, – что, стиральная машина сломалась?
– Для дела, – отрезал я.
И тут мой дружбан опять возмутился:
– Слышь, Санёк, а не слишком ли ты стал деловым? Как Напрею рыло начистил, так и забоговал! А я, вроде того, перед тобой мелюзга ссыкливая. Что, трудно сказать? Смотри, я терплю, терплю, а потом жопа к жопе и кто дальше прыгнет!
Я обнял его за плечи и засмеялся:
– Спорим на шалабан, что я вперёд тебя искупаюсь?
– Давай на горячий! – В вишнёвых глазах Витька вспыхнул азарт. – Чур, я считаю: раз, два… три!
И мы сорвались с места.
В детстве я бегал быстрей Казии, но на этот раз он меня обошёл. Сказалась, наверное, моя привычка к размеренной жизни. Он оторвался метра на три и сиганул с берега бомбочкой, не снимая спортивных штанов. Я крикнул «чур ни!» и прыгнул следом за ним, пытаясь догнать его под водой и щёлкнуть ладонью по бритой макушке. Ну, типа запятнать. Витька тут же ушёл в сторону и вынырнул на другой стороне, за сетчатой перегородкой, где плавали хозяйские гуси. Вода была рыжая, мутная. Наверное, где-то в верховьях прошли дожди.
Мы долго ныряли и плавали, потом отдыхали под мельницей, держась за соседние крылья.
Этот простенький агрегат служил для полива хозяйского огорода. На каждую лопасть прибивалась гвоздями пятилитровая консервная банка из-под яблочного повидла. Туда набиралась вода, поднималась течением вверх, с топовой точки лилась в деревянный желоб и дальше, транзитом, в какую-нибудь ёмкость, чаще всего в корыто. Когда пропадала надобность, между крыльев вставлялся дрын.
К этому времени деревянные мельницы уже выходили из употребления. Их постепенно сменяли электрические насосы. А уже скоро, 3 апреля 1968 года, земснаряд № 306, управляемый Михаилом Вакарчуком, вынет первый кубометр грунта с места будущего водохранилища, Кубанского моря.
Мы купались до посинения. Потом загорали на мягкой зелёной траве. Ждали, покуда высохнут наши штаны. Стеблем травинки Витька что-то нарисовал у меня на спине. Я тоже не остался в долгу и нацарапал на шоколадном загаре газон дядьки Ваньки Погребняка с номерами на бампере и борту ЭЮ-92-38.
Когда дело дошло до расплаты, Витька не стал отпускать мне горячего, а сказал, падла такая: «Будешь, Санёк, должен!» Это значит, в любое время он может потребовать сатисфакции. К примеру, в понедельник, перед уроком, на глазах у всего класса.
Витёк проводил меня до двора и ушёл по своим делам. А я с ходу вклинился в быт. Дед был уже дома. Никакого отгула ему не дали, пришлось подменяться сменами со стариком Кобылянским. Вместо воскресного дня он будет теперь дежурить две ночи подряд. Настроение у него было ни к чёрту. По радио уже в понедельник обещали проливные дожди. Если в оставшийся день не принять срочные меры, огород в поле совсем зарастёт. Терять же базарный день ему не хотелось. Зря, что ли, подменялся?
Вот такая оказия. Тот, кто был до меня, безусловно, знал, где находится наша делянка, присутствовал при посадке картошки, но ни намёка, ни вешки в моей памяти не оставил. А было у нас тех огородов, далёких и близких, столько, что все не упомнишь. Поэтому я предложил:
– Давайте прямо сейчас все вместе в поле наладимся? Сколько успеем, столько успеем. Покажите что и как, а завтра я сам.
Дед пожевал мундштук, посмотрел на меня с глубоким сомнением и спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Ты как, бабк?
– Я не спроть, – ответила та, – только люди смеяться будут.
– Нехай! Чи впервой?
Пока отбивались тяпки, готовился торбазок, зной начал спадать. Стайки перистых облаков засуетились в небе, задевая боками солнце. Шальной ветерок встревожил залежи пыли и пронёсся наискосок, не разбирая дороги. От реки дохнуло прохладой, напоенной землёй, угольной пылью и свежим покосом.
– Быть дождю, – встревожилась бабушка.
Не успел дед ничего сказать, потому как залаял Мухтар и в калитку заколотили громко, бесшабашно и требовательно.
– Отчиняй ворота́, Степан Александрович! – раздались нестройные голоса.
Это были мужики со смолы, малость поддатые, а потому весёлые.
Дед отодвинул засов и тут же подался в сторону. Сначала проём заслонила спина дяди Васи Культи. Сдавая назад, он тащил что-то тяжёлое. На багровой от напряжения шее пульсировала резкая жила. Потом я воочию увидел воплощение своего замысла – огромную виброплиту с ручкой из гнутой трубы. Со стороны движка, в самой тяжёлой части, её трелевал Петро. Улыбка блуждала на его загорелом лице. Ближе к углу рта пожаром горела фикса.
– Принимай аппарат, хозяин, и готовь магарыч!
Хозяин ещё и слова не сказал, а бабушка уже возмутилась:
– Ещё что удумали! Куда её, такую хламину? Сей же час вертайте назад!
– Ты, тётя Лена, не возникай! – огрызнулся Петро. – Дурное дело нехитрое, унести никогда не поздно. Куда ставить, Степан Александрович? Понял, ага! Василь, заворачивай направо!
В техническом плане дед был неплохо подкован. Во всяком случае, с «Агиделью» всегда управлялся самостоятельно. Он внимательно осмотрел агрегат, проверил натяжку ремня, мысленно оценил двигатель, железо, объём работ и только потом спросил:
– Как же эта чертовина называется?
– Не знаю, – засмеялся Петро, – твой внук говорил, что электротрамбовка, а другого названия для неё ещё не придумано. Их всего-то три штуки на город: у вас, у меня и у сварщика с элеватора.
Дед, естественно, не поверил:
– Что вы мне голову морочите?! Где этот двигатель раньше стоял?
– На калибровочном сите.
– Ну?
– Ну так раньше он сортовую пшеницу калибровал, а теперь будет двор утаптывать.
– Степан, – возмутилась бабушка, – ты позвал бы людей в хату! Негоже гостям под дверями стоять.
Наверное, и она поняла, что никакого огорода сегодня не будет.
– И пра, – согласился дед, – айда, мужики!
Дальнейшее было подчинено старинному казачьему ритуалу. Гости для проформы отнекивались, хозяин настаивал, хозяйка ждала у порога с рушником на вытянутых руках. А я с нетерпением ждал, когда народ рассосётся, чтобы сполна насладиться своим торжеством, потрогать воплощение давнего замысла, мой подарок деду из будущего.
