Стрелки часов приближались к восьми. Это был крайний срок, до которого меня отпускали гулять. Опять попадёт! А что делать? Не бросать же товарища одного?
Наконец лязгнул засов. На фоне открывшегося проёма проявилась Петькина тень.
– Ну, кто там ещё? – мрачно спросил он, всматриваясь в темноту. – А ну, выходи на свет!
Я думал, он нас не узнает. Ан нет! Не только узнал, но и вспомнил, зачем мы сюда пришли.
– Сейчас, пацаны, айн момент.
Он вышел в спортивных штанах, белой гражданской майке и вьетнамках на босу ногу. В опущенной левой руке, как противотанковую гранату, держал бутылку, закрытую кукурузным початком.
Мы смотрели и мотали на ус.
– К балерыне пойдём, – пояснил старший товарищ.
– Она нас уже ждёт? – робко спросил я.
Петро посмотрел на меня, как на существо неразумное, но пояснил:
– Это такая шаболда
[17], что всем даёт.
Блядки были недалеко. Через пару кварталов наставник остановился и приступил к дальнейшему инструктажу:
– Подождите меня здесь, чуть что, позову.
Это «чуть что» мне сразу же не понравилось.
Мы послушно сели на траву у кювета, а дембель свернул направо и скрылся в ночи. Где-то недалеко затрещали кусты, зашлись окрестные псы.
Дабы не пропустить что-нибудь важное, мы подобрались ближе. Ломая ветки сирени, Петро топтался под окнами невзрачной хатёнки и бросал комочки земли в закрытые ставни.
Никто не выходил. Внутри было темно. Сквозь щели не пробивалось ни единой полоски света.
– Мне кажется, там никого нет, – с ехидцей шепнул Жохарь, подтверждая мои подозрения.
Время шло, а Петька всё «блядовал». Наконец это дело и ему надоело. Он разломал скамейку, стоявшую у калитки, матюкнулся и зашагал прочь, не забыв прихватить бутылку. Проходя мимо места, на котором, согласно инструкции, должны были сидеть мы, нарочито громко заговорил:
– Вот сучка! Всё бы ей выделываться, всё бы хвостом крутить! Некогда ей, нет настроения. Да пошла ты! Ага, размечталась, женился бы я на тебе!
В сторожку я даже не заходил. И так было видно, что людям не до меня. Смоловозки сновали туда-сюда. Город ширился, обрастал новостройками, и всем нужен был наш гудрон. Дядя Вася отпускал длиннющую очередь, а Петро сегодня отвечал за разгрузку. К открытым резервуарам подогнали целых четыре вагонные секции. Наверное, они были с подогревом: смола из них шла самотёком и дымящимися языками разливалась по гладкой поверхности, хороня под собой трупы домашних и диких птиц. Это было, пожалуй, единственное неудобство от такого соседства. На солнце, во время летней жары, поверхность резервуаров очень напоминала пруды с чистой прозрачной водой. Гуси и голуби залетали сюда стаями. Поэтому поговорка «Увяз коготок – всей птичке пропасть» здесь, на смоле, обретала конкретный безжалостный смысл. А зимой в этих коробках мы играли в хоккей, гоняли плоский булыжник самодельными клюшками, вырезанными из вербы. Коньков на нашей улице ни у кого, кроме меня, не было. Но они почему-то по смоле не скользили. Да и кататься я не умел. Меня увезли с Камчатки, когда я только-только научился на них стоять.
Запарка была конкретной. Никто из мужиков со мной даже не поздоровался. Да я не был на них за это в обиде. Наоборот. Уходя в школу, я даже в мечтах не надеялся ещё раз взглянуть на свой дом, на весь этот мир, наивный, родной и уютный. Даже солнце сегодня светило под стать моему настроению, и ничто не могло его омрачить.
– Ну, вот он, герой! – торжественно вымолвил дед, когда я открыл калитку.
Я насторожился. Неужто где-то нашкодил? Но продолжения не последовало, и от души отлегло. Обернувшись, я встретился взглядом с незнакомым моложавым мужчиной. Вставая со стула, он затушил сигарету с фильтром и сделал шаг мне навстречу.
– Спасибо тебе, парень, – вымолвил гость дрогнувшим голосом, – ты мне дочку вернул.
Фигасе, сюрпризы! В ожидании разъяснений, я завертел головой. Дед сидел на низкой скамейке и невозмутимо курил.
– Это Валерий Иванович, отец Вали Филоновой, – пояснила мне бабушка. Она стояла в дверях в белом нарядном платочке и без своего вечного фартука. – Ну, накурились? Милости просим в хату.
Не находя других слов, Валькин отец продолжал трясти меня за руку. Заклинило мужика. Наверное, поддал, расчувствовался. Чтобы разрядить обстановку, я прикинулся вещмешком и произнёс, глядя на него снизу вверх:
– Я ни при чём. Это она сама меня в щёку поцеловала.
– Ну, милый мой Гандрюшка, – заполнил паузу дед, – тогда засылай сватов!
Так вышло, что первым не выдержал я. Потом засмеялись все остальные. А громче всех хохотал Валькин отец. Он даже стонал и всхлипывал.
И разумеется, без застолья не обошлось. Дожидаясь меня, взрослые порешили принесённую гостем бутылку шампанского и теперь приговаривали дедов графин. На столе меня дожидался торт и полная ваза конфет «Мишка косолапый». Наблядовал… Эти конфеты я очень любил. Верней, не сами конфеты, а фантик с картиной «Утро в сосновом лесу». Ковёр с такой репродукцией висел над моей детской кроватью, когда я ещё был маленьким и жил на Камчатке.
К праздничному столу меня, естественно, не позвали. Нечего детям смотреть, как взрослые выпивают. Поэтому я обедал на кухне. Бабушка суетилась между двумя столами, а дед терпеливо выслушивал, скольких седых волос стоили матери и отцу Валькины закидоны.
– Месяц назад верёвку у неё отобрал, – рассказывал Валерий Иванович. – Вернулась из школы, плачет: «Он меня Бастиндой назвал!»
«Ага, – думал я, поглощая бабушкин борщ, – значит, дело тут не в одном артистизме. Походу, Бабка Филониха крепко в кого-то врюхалась. Слабовато я поднажал. Надо будет ещё».
– Теперь же, – продолжил Валькин отец, – совершенно другое дело! Ты не поверишь, Степан Александрович, но я ошалел, когда моя Люха стала выворачивать гардероб и подбирать себе нарядное платье. Терпеть этого раньше не мог, а в пятницу аж прослезился. Повеселела, поёт, матери помогает, разве это не чудо?
Лодочками сложив ладони и бессильно уронив их на колени, бабушка чинно сидела за гостевым столом. Она обладает каким-то внутренним тактом. Когда человек изливает душу, рассказывает что-то важное для себя, она никогда его не прервёт, ни словом, ни жестом.
Никем не замеченный я слинял в огород. Гость в доме – это, конечно, к добру, но как-то не вовремя. Конфеты тоже не будут лишними, но разве для этого я приглашал Вальку в кино? Теперь получается типа обязан. Посвятить ей, что ли, какой-нибудь подходящий стих?
К счастью, Валерий Иванович оказался человеком тактичным, не стал допоздна мурыжить радушных хозяев. А может, знал, что деду сегодня опять после ночи в ночь. Бабушка отыскала меня у колодца, когда он уже уходил. Нехорошо, мол, надо проститься. Пришлось ещё раз сунуть в его ладонь свою тощую руку и выслушать слова благодарности. По-моему, я Валькиному отцу не очень-то и показался. Так… мелочь пузатая. Филониха, кстати, совсем на него не похожа. Разве что разрез глаз…
