Книга Так не бывает, или Хрен знат, страница 80. Автор книги Александр Борисов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Так не бывает, или Хрен знат»

Cтраница 80

Внутри было чисто. Ни нанесённой ветром прошлогодней листвы, ни бумажек, ни надписей на облупившейся штукатурке. Только битый кирпич. Кое-где под ногами пробивался барвинок, а поверху южной стены, раскинув зелёные ветки косым крестом, росло одинокое деревце. Там, где когда-то располагался иконостас, на земле была выложена стопочка кирпичей, утыканная огарками восковых свечек. Наверное, люди до сих пор приходили сюда с молитвой. Храмы не умирают, их душа не возносится к небу, пока человечество нуждается в покаянии.

Что надлежит делать дальше, мне ничего не было сказано. Избавившись от тяжёлой сумки, я в раздумье затоптался на месте. И ведь не спросишь! Мне велено было молчать, да и взрослым было не до меня. Бормоча под нос заговор или молитву, Пимовна убирала с народного алтаря верхний ряд кирпичей и раскладывала их у стены. Фрол тоже был неприступен. Его единственный глаз, не отрываясь, смотрел в точку на горизонте, куда, забыв о величии, спешило на зов божественное Ярило. Искусанные в кровь губы шевелились в поисках Слова.

– От оморока… чёрный морок, – с трудом разобрал я и тоже взглянул на светлеющую полоску рассвета.

Она была уже цвета мамкиных глаз.

Время остановилось. Даже не помню, когда бабушка Катя забрала у меня икону.

Картинка была настолько реальной, что я вновь ощутил себя беспомощным малышом. Под красным матерчатым абажуром тускло мерцал волосок электрической лампочки. Хрипело радио.

Когда иду я Подмосковьем,
Где пахнет мятою трава… —

выводил дребезжащий голос.

Ну, ещё потолок. Невысохший, со свежей побелкой. А больше ничего не было видно. Потому что я лежал на столе в коричневом цигейковом комбинезоне, напоминавшем медвежью шкуру. Он был расстёгнут. Мамка надевала мне на ноги толстые шерстяные носки и валенки без калош. Значит, понесёт на руках.

В окна колотились снежинки. С наветренной стороны они ощетинились инеем. За приоткрытой форточкой грузно ворочалась с боку на бок авоська с продуктами.

Природа шепчет мне с любовью
Свои заветные слова…

Мамка сердилась. Или спешила, или что-то у неё не совсем получалось. А я лениво ворочался с боку на бок и представлял себе огромную арку с колоннами, окрашенными в бледно-розовый цвет. Над ней – крупные буквы крутым полукругом, как на нашем городском стадионе, только с надписью «Подмосковье». Чуть дальше – трава. Высокая, тёмно-зелёная, как на Алтае. И этот вот дядька, с голосищем на всю комнату. Он ходит по бескрайнему зелёному морю и топчет его ножищами. В этой песне никогда не бывает зимы. Окоём напоен вечным запахом лета. Безоблачная синева…

Когда я очнулся, алтарь был застелен Фроловым рушником. На стене висела икона. Под ней, у стены, лежал каравай белого хлеба, а ближе к нам – круглая чаша с водой. В этой воде, погрузившись в неё на треть, плавало большое яйцо с коричневой скорлупой, из-под чёрной хозяйской курицы. Удивительно не то, что оно плавало. На нём ещё и горела восковая свеча. Как мачта на яхте, у которой спущены все паруса. Захочешь, вот так, по центру, не выставишь.

Не сказать чтобы эта свеча так уж сильно горела. Она чадила, трещала, плевалась искрами перед тем, как погаснуть в очередной раз. Яйцо в таких случаях заметно раскачивалось и дрейфовало к противоположному борту. Тогда бабушка Катя прерывала свой монолог, брала в руки очередную свечу из двенадцати, горящих по кругу, и от её пламени опять зажигала ослушницу.

– Борони правду от кривды, как явь от нави и день от ночи, на слове злом, оговорном…

Она успевала произнести не более одного предложения. Чадное пламя снова давилось искрами.

Не знаю, всё или не всё Пимовна успела сказать и долго ли это всё продолжалось, но полыхнул рассвет. Через косой разлом в кирпичной стене в храм заглянуло солнце.

– Небо – ключ, а земля – замок, – громко сказал Фрол. – Моё слово – небесный крест. Всё под ним!

– Ом-м-м!!!

Как звон вечевого колокола, этот звук прокатился над ещё не проснувшимся миром. Пламя окаянной свечи всколыхнулось, затрепетало, стало гореть ровно и жадно. Оплавившийся воск прозрачными каплями стекал на яйцо. Только оно почему-то не перевернулось, а отвесно ушло под воду. Как крейсер «Варяг». Не спуская горящего флага…

На обратном пути я нёс уже не икону, а хрустальную чашу с водой, тёмным яйцом и огарком свечи. Нёс осторожно, стараясь не расплескать, чтобы чёрное слово не пустило кривые корни в этой благословенной земле, политой кровью, слезами и потом тех, кто трудился на ней. Помимо того, это было ещё и мамкино будущее в этой сумасшедшей реальности. Пусть оно станет другим.

Все молчали. Фрол заметно сутулился и тяжело опирался на посох. Бабушка Катя несколько раз ставила наземь сумку, чтобы сменить руку. Я тоже ушёл в себя. Так потрясло это двойное проникновение в детство, что ни о чём другом я думать уже не мог. Всё было настолько реальным, что я до сих пор ощущал затылком давящую тяжесть стола, вдыхал аромат мамкиных рук и вновь испытал забытое чувство первозданной любви. Настоящее волшебство. По сравнению с ним даже фокус со свечой и чёрным яйцом казался теперь обычной ловкостью рук. Пусть ненадолго, пусть не в таком масштабе, но колдун совершил то, что случилось со мной во время похода за пенсией. Он отбросил меня лет на десять с лишним назад, на Камчатку. В дом на улице Океанской, который умрёт на моих глазах во время землетрясения.

Что это вообще было? И было ли это со мной, или только с моим разумом? Знает ли Фрол силу своего слова? Если да, почему до сих пор не понял, что я человек из будущего? А может, давно понял, и это тонкий намёк?

Мою колдовскую ношу мы закопали в посадке под корнями засохшего дерева. В конце хозяйского огорода нашёлся старинный заступ – лопата с квадратным штыком и ручкой из ветки акации, отполированной мозолистыми руками. Фрол вырыл глубокую яму, вылил на дно воду, яйцо и остаток свечи накрыл хрустальной чашей и всё закопал.

Надо же, кугут кугутом, холодильник на зиму отключает, а чаши не пожалел. Дело даже не в том, что стоит такая вещь как минимум четвертак. Попробуй её купи! Это большой дефицит даже в магазинах «Сельпо».

Потом, собственно, и наступило настоящее утро. Солнце ещё не набрало силу, не обозначило крест, а станица проснулась. По улице прошёл пастух, собирая коров в разношёрстное стадо. Гремели засовы, стучали калитки, хлопали ставни.

Чтобы не отсвечивать, не оставлять деревенским сплетницам тему для пересудов, мы возвращались в хозяйскую хату тайной тропой, через колхозный кузнечный двор. Ворота были закрыты, но колдуна это не остановило. Он пошарил рукой под деревянной колодой и вытащил ключ. Перед тем как открыть навесной замок, по-хозяйски проверил «контрольку». Насколько я понял из Васькиной болтовни, Фрол получал пенсию. А вот каким общественно-полезным трудом ему довелось заработать свой скорбный кусок хлеба, увидел только сейчас. Теперь понятно, откуда в его хозяйстве «разного железа навалом».

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация