Я аж удивился. Будто это и не она. Голос обычный, девчоночий. Говорит не растягивая слова, без малейшего налёта цыганщины. Это потом, на старости лет, её переклинит. Она тебе и принцесса, и потомственная колдунья, и генерал. Помню, сидел, плевался у телевизора.
Спросил, кстати, у кума, как подвернулся удобный случай: что, мол, за пургу сеструха твоя гнала? Он тоже не лучше: начал мне горбатого втюхивать о наследниках, какую-то там корону неуловимых мстителей с мужниной стороны. В общем, напустил туману. Ну, армянин ассирийских кровей, что с него взять?
Был я потом и в «генеральском» доме, года за три до её смерти. Новую проводку прокладывал, «от рог до копыт». Кум, кстати, эту шабашку подсуетил. С первого взгляда видно, что не кубанская хата. Стены саманные, а вот архитектура не та. Комнаток много, чуть ли не десяток, но все до того крошечные! Времянку, если она и была, снесли, как и все дворовые постройки. От старого времени только забор остался да внутренние перегородки. И то кой-какие убрали. Дом обложили гиперпрессованным кирпичом, сделали два пристроя. Там, где было крыльцо, теперь большая прихожая, да со стороны огорода веранда на всю длину. Бригадой управились ровно за два дня, без раскачки и перекуров. Путь-то неблизкий. От Константиновки, через мост и сразу направо.
Если честно, вспоминать тошно. Оплата одинакова, ассирийцы же отличаются от армян только фамилиями. Они у них чисто русские. Бар-Давиды при заселении стали Давыдовыми, Бит-Осипы – Осиповыми, а Бит-Юхананы – вообще сейчас Ивановы…
«Стоять, Зорька!» – сказал Босяра. Но я-то подчиняться не стал. Забрал у него булавку, стянул штаны до колен, пришпилил прореху с изнанки и снова надел. Огляделся: не видит ли кто? Рубашку вообще расстегнул, узлом завязал на пупе.
– Ну что, – спрашиваю, – пойдёт?
Славка опять хотел взяться за своё «ой, не могу», но почувствовал, что это уже перебор. Не та у меня рожа.
– Пойдёт, – подтвердил. – Если будем маскироваться, точно пойдёт. – Но всё равно, гад, подхихикивает.
А у меня ещё и о книжке душа болит. Как к имениннику без подарка идти? По опыту знаю, что пятна тутовника хуже чернил. Перед ними пасует даже моя бабушка. Ничем они не выводятся, ни мылом, ни растительным маслом. С полчаса на дереве посидишь – неделю ходишь потом с грязными разводами на руках.
Выглянул из-за кустов, удивился. Принцесса нарвала с дерева полную жменю листьев, пожамкала их в кулаке, и этой бодягой наяривает сверху вниз по лощёной обложке. Как всё равно стёркой уничтожает след от простого карандаша. Потом носовым платком зелёную крошку смахнула, насухо вытерла – обложка, будто из типографии. Ну, если сравнивать с тем, что было. Не передать, как я обрадовался! Даже «спасибо» забыл сказать…
Рубен, кстати, на обложку даже внимания не обратил. Прижал книжку к груди и побежал прятать. Он давно мечтал прочитать продолжение «Изумрудного города». Даже в детской библиотеке стоял пятнадцатым в очереди. А мне об этом сказал только вчера. Вот тогда в душе у меня и стало по-настоящему празднично.
Что ещё пацану надо? Кум рад, принцесса не смотрит бычком, Босяра о драке не рассказывает и мне лишних вопросов не задаёт. Не видел, наверное, как я ногой отмахнулся. Одна только мысль тёмной тучкой туманит сознание: что же я такого в прошлом году учудил? Как умудрился «взбрыкнуть», если Женьки Саркисовой не было? Или была? И ведь не спросишь ни у кого. Совсем, скажут, «ку-ку».
От полноты чувств я даже вслух прочёл свой старенький опус, посвящённый куму. Не этому недорослю, а взрослому мужику, который будет рядом со мной работать в электросетях:
Если слышишь перегар,
Берегись – идёт завгар!
Он не выдаст и ключа,
Если нет магарыча.
Если честно, так оно в жизни и было. Рубен, как заведующий гаражом, был очень прижимист. Шоферюги на него обижались. Урвать для себя канистру бензина было почти нереально. Новую запчасть если и выдавал, то со скандалом. И то после того, как сам убедится, что старая ремонту не подлежит.
– Ну и кум у тебя! – говорил в раздевалке председатель профкома Самуха, работавший у нас «вышкарём». – Век бы его не знать!
Такие наезды я глушил на корню:
– Про ваших кумовьёв, мужики, никто ничего не знает: как зовут, где живут, и есть ли они вообще. А вот моего кума каждый день вспоминают хренами!
К моему удивлению, старый стишок пришёлся всем по душе. Славка Босых попросил его переписать, Рубен удивлённо спросил: откуда я знаю его дядьку Витьку, а тётя Шура искренне засмеялась и увела меня в дом «приводить в божеский вид».
– И что ж тебе, мил человек, в этот день так не везёт? – спросила она.
Я ждал продолжения этой фразы, но её не последовало. Скрипнула дверца шкафа. Через пару минут я уже облачался в синие сатиновые трико и жёлтую майку с надписью «Урожай». Всё из гардероба будущего завгара. В углу у окна стрекотала машинка «Зингер». Принцесса на кухне споласкивала и протирала посуду. Из новенького проигрывателя транзитом через мою душу звучал незабвенный голос Ларисы Мондрус:
В новый дом недавно въехала я,
Нравится мне вся квартира моя.
Большие окна, шлёт
Солнце тёплый привет.
Жить бы тут сто тысяч лет.
Ничего, что стенка тоненькая,
Целый день там слышу музыку я.
В вечерний поздний час,
И даже утром, чуть свет,
За стеной поёт сосед:
«Ча-ча-ча!»
«Ча-ча-ча» в те времена не приветствовалось даже на бытовом уровне. А нам с пацанами эта песенка нравилась. Тёте Шуре, наверное, тоже. Не просто же так в её доме появилась эта пластинка? Макаренко она не читала, и сына воспитывала своеобразно. Вела себя с ним как со своим сверстником. А он буквально борзел и в глаза звал её Шуркой. Тем не менее у неё получилось. Не было у меня более верного друга, чем будущий кум.
На улице было жарче, чем в комнатах. Саманные стены летом дают прохладу, а зимой сохраняют тепло. Я молча уселся на нижнюю ступеньку крыльца, вытянул ноги, поскольку в паху ещё жгло, и с лёгкою грустью стал следить за своими старыми дружбанами, делая вид, что читаю журнал «Наука и техника. Рига». Они без меня не скучали и уже подыскали занятие по душе. «Кололи» двухтактный двигатель от турчка. Босяра удерживал кованую отвёртку, а Рубен осторожно постукивал по ней молотком, поминая недобрым словом подшипники коленвала. Тем не менее у них получалось.
– Отвёртку левей передвинь, ещё… крепче держи!
– Слушаюсь, товарищ завгар! – судя по этой фразе, горячие новости Славка уже рассказал, и теперь вот…
Я сначала подумал, что он прикалывается, типа тролит Рубена, а потом вспомнил, что нет, всё на полном серьёзе. Играя во что-нибудь понарошку, я тоже когда-то перерождался в образ, выпавший мне по жребию. Запылённый чердак становился кабиной настояшего бомбардировщика, где каждый из нас выполнял свою боевую задачу. Славка вёл самолёт, Рубен с тревогой посматривал в слуховое окно: нет ли поблизости вражеских «Фокке-Вульфов», а я, застывший у «спарки», ждал окончательного решения командира. Что делать? Уходить в облака или принимать бой?
