– У и в опу.
– Придется, пожалуй, раскошелиться на новую рубашку. Правильно я говорю? Тьфу ты, зараза! Прицепилось.
Они пересекли черту города, о чем свидетельствовала тяжеловесная арочная конструкция над шоссе с недостаточно конкретным призывом: «Лупи». Догадливый Йозефик понял, что буква «Р» канула в неизвестном направлении вместе с финансовыми потоками, выделенными на поддержание в божеском виде памятников архитектуры. А арка относилась именно к памятникам архитектуры. Ее установили в честь победы гордых воинов Лупри над холодом, голодом и разгильдяйством.
Арка как топором отрубала живописные сельские домики от городского пейзажа. Теперь по сторонам дороги тянулись однотипные кирпичные громады. В них проживала та прослойка населения, которая скорее будет жить на улице, чем потеряет статус горожанина. Одна из загадок урбанизации. В меркантильных мечтах горожан место родового замка или хотя бы поместья заняли апартаменты в Старом городе. Лучше поближе к улице Попутных Ветров – там смог сытнее.
Город спал. Во всяком случае, спали спальные районы. Они ведь потому так и назывались. Странно, но Йозефику больше нравилось по другую сторону моста. Среди фабрик красного кирпича с тяжелым взглядом зарешеченных окон он чувствовал себя уютнее. Силуэты промышленных громадин с покатыми крышами и поджарыми трубами превращались в лунном свете в сказочные замки. Даже настоящему замку Лупри в старом городе было далеко до плодов виртонхлейновской фантазии. Но то фабрики, а сейчас со всех сторон торчали однообразные коробки. Чем-то они напоминали валяющихся в грязи свиней. Отчасти такой оптический обман обеспечивался их обитателями. От унылой безысходности, которой веяло от этих людских складов, Йозефик начал клевать носом и вскоре вклюнулся в уютный дорожный сон. Даже свист ветра в ушах не мог ему помешать.
Ему снилась всякая отрывочная белиберда, и сон возмутительным образом отказывался обрести внятную сюжетную линию или, на худой конец, постараться не скакать по жанрам и декорациям, как кукуруза по сковороде. Некоторое время он пребывал в этом благостном состоянии, пока под скрип тормозов не приложился лбом о торпеду и не проснулся.
Реджо припарковался на площади Благого Намерения, прямо перед вокзалом. Его многотонное железное чудовище, покрытое следами битвы с грызунами, почему-то вынудило попятиться понатыканные, как сардины в бочке, таксомоторы. Водитель сделал над собой усилие и усердно заговорил языком человеческим, морщась от боли:
– Вот это поездочка, да, шеф? Самый веселый рейс за последний месяц, – лучезарно улыбаясь, заявил Реджо. – И пес с ним, с этим фарфором. Неча с ним фарфорничать. Правильно я говорю?
– Так у вас каждый раз так? Белки там и все такое, – спросил ошарашенный Йозефик.
– Каждый – не каждый… Да и первый раз вижу, чтобы такая мелкая, значит, зараза такой буйной была, интересно даже. Обычно все какая покрупнее эта, как ее, сволочь лезет. Нечисть там всякая. А белку я между рейсами часто ловлю. Ну, без них-то вообще, как ее там, тоска. Правильно я говорю?
Йозефик посмотрел на окровавленную физиономию шофера с жемчужной улыбкой. Очень редкой жемчужной улыбкой. Редко встречается такой красный жемчуг. Теперь этот человек восхищал его своей жизнерадостностью и зашкаливающей безалаберностью.
– Господин Кетр, вы, пожалуй, самый лихой шофер на свете!
– Ай, ну да ладно, – зарделся сквозь корку запекшейся крови тот. – Не надо только этих, как их там, алиментов. Иди давай… Иди…
Скупая слеза выползла из слезного протока водителя и повисла на обезображенном белкой веке.
Йозефик выпрыгнул из кабины. Следом за ним грохнул об мостовую чемодан. Из него раздалось полное ненависти молчание. Даже без обиженного сопения, сразу ненавистное молчание. Поездка была не очень долгой, но попинать колесо все же пришлось. После этой процедуры Йозефик поднял чемодан и направил свои занемевшие стопы к зданию вокзала. Он услышал, как, скрежеща чем-то нужным и механическим, Реджо разворачивает свой грузовик, а также прощальный крик шофера:
– Добрый путь!
– А вот без этого обойдемся, – буркнул под нос молодой человек и уселся на чемодан.
Растирая занемевшие ноги, Йозефик осматривал площадь. Здесь улица Попутных Ветров широко разливалась, и ее пересекали пять улочек поуже. Они нарезали окружающие площадь Благого Намерения кварталы столь тонкими ломтиками, что от каждого дома на площадь пялилось лишь по одному окну на этаж. В этих зданиях располагалась самая шикарная гостиница города под названием, вы не поверите, «Лупри», помпезный, пропахший деликатесами, как золотарь работой, ресторан «Золотой рынок», Луприанский оперный театр и вокзал. До кучи там жались конторы кровожадных компаний, корпораций, трестов и банков. По сути, здесь была сконцентрирована бо́льшая часть незаконной деятельности города.
В центре площади, в самом бессердечном сердце своей эпохи, высился монумент в честь свержения опостылевших тиранов Лупри и установления власти куда более злобных безродных тиранчиков со склонностью к клептомании в особо крупных размерах и прочим оппортунистическим штучкам. Скульптурная композиция состояла из одной гигантской виселицы, у основания которой валялись обнаженные обрюзгшие тела, принадлежавшие якобы семейству Лупри и их прихвостням. Глаза всех фигур были гротескно выпучены, а распухшие языки вывалены так, что у некоторых дотягивались до пупа. По мнению закаленных в партийной борьбе революционеров, это было символом их триумфа. По мнению людей с еще не атрофировавшимся чувством прекрасного, что было большой редкостью в эту гнусную эпоху, это был самый отвратительный монумент за всю историю человечества. Йозефик без лишней скромности признавал, что и ему это чудо чугунно-бетонной скульптуры не нравится. То ли из-за чувства прекрасного, то ли из-за врожденного аристократизма. Он даже пересел на другую сторону чемодана, чтобы не видеть этот выкидыш больной фантазии. Оказавшись за спиной, это чудовище от монументов вызывало у него еще большее омерзение да в придачу еще и тревогу. Пришлось ему с кряхтением, словно старому деду, подняться и потащиться на вокзал.
Вокзал! Это врата города. Это лицо города. И это за… затылок города. Вокзал должен поражать своим величием и красотой, чтобы каждый приезжий понимал, что просто обязан остаться влачить нищенское или преступное существование в этом прекрасном городе. Вокзал Лупри справлялся со своими обязанностями на все сто процентов, а учитывая безбилетников – сто сорок шесть процентов.
Изящное мраморное здание радовало глаз выверенными пропорциями и благородством линий. Если бы у зданий были родословные, то вокзал Лупри был бы самым породистым из всех вокзалов, во всяком случае, в Лупри его владельцев завалили бы предложениями о вязке. Было в нем что-то от храма. Хотя постойте! Это ведь и был храм покровителя путешественников, первопроходцев и первопролазцев Тикро и его бесчисленных дочерей – троп. Очень разумно располагать храм божества в непосредственной близости от его рабочего места. Чтобы потом отговорок не слушать, дескать, не доглядел, покойтесь с миром.
