Йозефик бы покривил душой, сказав, что ему не нравятся все эти забавные недоразумения и совпадения. Наклевывалась интересная игра, и он был совсем не прочь в нее сыграть. Главное было не позволить выползти на лицо глупой ухмылке, и дело в шляпе. Зачем оно ему нужно и чем это закончится, его почему-то не волновало. Подумалось, что, должно быть, он становится настоящим вир Тонхлейном. Шило в попе, ветер в ушах – все такое. Тем временем в животе Йозефика происходили сложные химические реакции, которые напрямую были связаны с усвоением кулинарного шедевра неизвестного автора из комплектующих мясокомбината «Потеряшка». Раздалось печальное урчание, будто завыл утопающий в болоте волк. Талецки уставился на молодого человека как хищная птица.
– Кажется, мы не с того начали знакомство. Моя вина. И дабы эту вину искупить, я просто обязан пригласить вас отобедать со мной. Я слышал, шеф-повар «Темной ночи» настоящий волшебник. Его khlebnije corki nie rasgrizies лучшие к северу от моря. Два настоящих джентльмена, путешествующие инкогнито… О боги, я же забыл предупредить вас, что путешествую инкогнито! – Талецки протянул Йозефику визитку. – В общем, отчего двум джентльменам, путешествующим инкогнито, не попутешествовать инкогнито сообща?
ХАМПФРИ ТАЛЕЦКИ
Инкогнитый журналист
– Инкогнитый журналист – это что-то новенькое. Очень изобретательно, – приподнял бровь Йозефик. – Могу дать совет: «инкогнитый на всю голову» звучит куда солиднее.
Либо Талецки не заметил акта морального вандализма, либо же только сделал вид, что не заметил, но в любом случае он продолжил окучивать Йозефика.
– Вы правда так считаете? Это замечательно! Честно, замечательно! Обязательно закажу новые визитки. На правах рекламы сообщу: никогда не обращайтесь в типографию Шихсонсонов. Но вы увели меня от темы. Это специальная подготовка? Вы манипулируете мной? Буду держать ухо востро! – Журналист погрозил Йозефику пальцем.
Йозефик уставился в стену, по направлению к которой журналист усердно тряс пальцем. Подленькая улыбочка скользнула по его лицу, когда он понял, что жесткий взгляд господина Хампфри Талецки происходит не от его холодного, расчетливого ума, а от рекордно скверного зрения. Другими словами, перед ним был не покрытый чернильными кляксами писака, а испуганный редакционный простофиля.
«Йозефик, мальчик мой, когда видишь такое счастье, надо его хватать и душить! Душить, пока не получишь от него все, что хочешь», – сам себе процитировал слова Бигги Дандау Йозефик. Он не был плохим по натуре человеком, но отказываться от дармового обеда в ресторане, удостоенном четырех улыбок Каввоча, было глупо. Тем более клиент был уже готов и, высунув кончик языка, отсчитывал купюры из помятого конверта. На конверте карандашом было написано «Талецки, держись подальше от своей дурной головы».
– Не будем медлить!
– Вот это решительность! А как вы думаете, у меня есть шансы пройти подготовку в вашей организации? Очень бы пригодилось мне в работе. Вы не поверите, но жизнь инкогнитого журналиста так тяжела. Все время быть начеку. – Талецки вскочил, и из его карманов вылетел ворох визиток, на которые он не обратил внимания. – Это такой стресс! Иногда все буквально из рук валится. Прокол следует за проколом, но как оно прокалывается, непонятно. Конечно, службы не оставляют нашу пишущую братию без внимания, но меня ваши коллеги буквально оседлали!
Журналист зашагал от окна к двери купе, и из его карманов валился всякий хлам. Сломанные сигареты, пакетик леденцов, заскорузлый носовой платок, щипчики для ногтей и загадочная зеленая помада валялись на полу, когда из нагрудного кармана его пиджака робко показался конверт с деньгами. Йозефику не захотелось дожидаться, когда он вывалится и его влекущее содержимое не смешается с уже растоптанными леденцами и пропиткой носового платка, который, естественно, уже успешно прилип к каблуку господина Талецки.
Йозефик бойко поднялся и хлопнул журналиста плечу.
– Я повторюсь. Не будем медлить, – сказал он, накидывая пиджак.
– Да-да. Вы знаете, у меня очень хорошее предчувствие. Думаю, два джентльмена, даже находясь по разные стороны баррикад, могут многое друг другу поведать, не так ли? – Талецки надел свой котелок задом наперед и погрозил пальцем вешалке. Видимо, теперь она замещала Йозефика в его нечеткой картине мира.
– Идемте же скорее, khlebnije corki nie rasgrizies не будут ждать долго!
Йозефик аккуратно надел шляпу и из-под ее полей бросил подозрительный взгляд на свой чемодан. В замочной скважине мелькнул чей-то красный глаз, послышался цокот коготков, шуршание и, наконец, фальшивый посвистывающий храп.
– Вот проныра, – буркнул под нос Йозефик.
– Ха-ха! Из ваших уст это можно считать комплиментом, не так ли? Пронырливость – это ведь главное в моей работе, – просиял Талецки, и Йозефик понял, что только что счет за будущий обед увеличился как минимум вдвое.
Они вышли в коридор и сразу же услышали хлопок двери и знакомый влажный шепот.
– Боги! Журналюга тоже здесь… Проклятые ищейки… Надо убрать! Не будь слизняком. Иначе мы пропали… Или ты это сделаешь… Ах вот как… Это все твоя вина. Больше табл… Слизняк.
Журналист вытащил блокнот и огрызочек карандаша и начал споро конспектировать слюнявые речи перенервничавшей мадам. Йозефик взял его за локоть и мягко, но настойчиво потащил подальше от вулкана страстей.
– Не думаю, Хампфри, что вы узнаете что-то новое для себя, а вот эти ваши… – Йозефик вопросительно замолчал.
– Khlebnije corki nie rasgrizies, они просто восхитительны в ресторане «Темной ночи». Между прочим, этот поезд был заложен всего год назад на железнодорожных верфях Келпиела-зи-Фах по личному приказу адмирала Длавра в рамках программы по…
– О, как захватывающе! А из чего же их готовят?
– Сказать по правде, я точно не знаю. Видите ли, я раньше никогда не работал «на земле». Так ведь выражаются в вашей организации.
– О, да. А иногда и еще покрепче.
Талецки кивнул и записал что-то в блокнот. Судя по взгляду, душа его понеслась по запутанным клубкам коварных заговоров и изощренных преступлений ради благой цели. При этом он замер как вкопанный посреди коридора. В животе Йозефика воспитанница «Потеряшки» издала еще один тоскливый вой. Взгляд журналиста стал еще мечтательней, если это можно сказать про полуслепые, расфокусированные бельма. Его сейчас травили волками на туманном болоте, но он не унывал и нес людям правду.
– Вы знаете…
– Сейчас не время, Хампфри… Не время для полумер. Эти, как их там…
– Khlebnije corki nie rasgrizies?
– …вот именно они или ничего.
– Тогда поспешим же! – на обычно никакое лицо журналиста неловко уселась гримаса решительности.
Талецки быстро зашагал по коридору, спотыкаясь о выставленные швейцаром башмаки. Один башмак он даже отправил в потолок, отчего по хрустальным люстрам пошли сияющие волны. Йозефик догнал журналиста, когда тот уже открыл посадочную дверь вагона и занес ногу для последнего шага в быстро проносящееся мимо ничто.
