В конце лестницы он налетел на железную дверь, усеянную крупными заклепками. Она была настойчива в своем нежелании открываться. Непредвиденное препятствие заставило Йозефика обратить внимание на что-то за пределами его души, переполненной терзаниями. Виртонхлейновское сердце так усердно работало и гнало кровь по его жилам, что в ушах ясно слышалась отбиваемая им чечетка. Так же он услышал отзвуки чьих-то шагов. Кто-то быстро спускался по лестнице.
Сперва Йозефик подумал затаиться, но идея была нежизнеспособна. Прятаться на узкой лестнице было негде. Надо было принять бой. Эта мысль не вызвала никаких возражений у здравого смысла. Где он, здравый смысл, в этот момент пребывал, одним богам известно. Йозефик полез в карман за револьвером. Опасная игрушка в руки не давалась и, проявив свой скверный характер, зацепилась мушкой за край кармана. Нервничая, вир Тонхлейн особой деликатности в решении этой проблемы не проявил и чуть не порвал себе штаны. Тут незнакомец наконец настиг его.
– Йози, ради каких богов ты тут оказался?
– Вил? Ты ли это, мой друг? – слабым голосом спросил Йозефик и почувствовал, что у него начинают дрожать губы.
– Что с тобой такое, Йози? – подозрительно глядя на револьвер в руке Йозефика, спросил Вил. – И что это за игрушка у тебя такая?
Йозефика захлестнула волна счастья и облегчения, в носу приятно защипало, и, кажется, он даже обронил одну крупную слезу, впрочем, не замеченную Вилом, так что виртонхлейновская репутация не пострадала.
– Это зажигалка, тут так темно, не могу ручку разглядеть, – беззастенчиво соврал Йозефик, щурясь от слепящего света ламп.
– Понятно все с тобой. Небось дряни какой-то в ресторане наелся. Отвечай, жрал?
– Ты меня за кого принимаешь? – возмутился Йозефик. – Ты хоть знаешь, что они с людьми делают? – Голос его сорвался и дал петуха. – Плетьми хлещут. Клац-клац!
Для наглядности молодой человек помахал у себя перед лицом расслабленной кистью.
– Ну и что? Тебе-то какая разница?
– Такая, что я не желаю участвовать в этом! Это… это… зверство!
– Ты бы это, Йози, убрал свою, коли настаиваешь, зажигалку, пока не продырявил кого.
– Это подарок, все нормально, – отмахнулся Йозефик, но револьвер в карман убрал. Руки его оказались пустыми, и теперь он не мог их никуда деть, сразу же и разговор стало поддерживать трудно.
– Ты… это…
– А? – откликнулся Вил, которому тоже почему-то стало скучно и неловко.
– Ну, пожрать… это…
– А! Давай-давай! Пошли к столу. Я как раз собирался за тобой идти, а ты вот он тут. Ты только голову береги.
Вил с трудом протиснулся мимо Йозефика к двери и нажал на одну из заклепок. Дверь скользнула в сторону, и из-за нее прямо им на головы упал столб сухого теплого воздуха.
– Давай залезай скорее, нечего туда эту дрянь кухонную запускать, а то по шея́м получим.
Они оказались в одном большом помещении, протянувшемся во всю длину вагона. Оно было заполнено огромным количеством механизмов, большей частью, конечно, мерно рокочущими двигателями. Сложное переплетение шкивов, шестерен и валов передавало усилия двигателей к множеству приспособлений на пассажирских палубах. Остатки свободного пространства были забиты разнокалиберными трубами, ощетинившимися манометрами и вентилями, коих было такое множество, что сразу закрадывалась мысль об их чисто декоративной функции. Освещать машинный уровень было доверено нескольким чахлым лампочкам, замазанным красной краской. От такого освещения Йозефику показалось, что он находится в чреве огромного чудовища.
– Голову береги, – вновь проинструктировал Вил и повел Йозефика через машинные джунгли. – Тут обычно никого нет. Кому охота сидеть в этом грохоте? В этом вагоне только эти, с кухни, могут находиться. Сейчас в наш вагон пройдем – там потише.
Йозефику вновь пришлось пройти по стеклянному мостику над мелькающими шпалами, и он оказался на машинной палубе родного третьего вагона. Здесь и правда было не в пример тише, чище и светлее. Механизмов было меньше, и они были скрыты отполированными металлическими кожухами, трубы дисциплинированными макаронинами тянулись под потолком, а в самом центре зала стоял длинный стол, вдоль которого выстроились круглые табуретки, сделанные из вентилей и манометров. Каждая заклепка на каждой детали сияла, подобно звезде.
– Похоже, мы рано, – почему-то огорченно сказал Вил.
– А что такое-то?
– Ну, могли бы прийти и пожрать, да. А теперь придется помогать на стол накрывать.
Позади товарищей раздался тихий шелест, это сдвинулся в сторону кусок металлической стены, ничем не отличающийся от других, и из крывшейся за ней темноты вылез огромный человек в мешковатом комбинезоне и каске, с фонариком на голове. Он был чумаз, как работник мазутной шахты.
– Ах вот оно что, крыса ты ливрейная, – пробасил он. – К нему как к человеку, а ты!
– Господин Глауз, это ж я для проформы смекалкой блеснуть решил. Перед старым другом покуражиться. Йози, знакомься, это господин Глауз, старший механик третьего вагона. Человек-шестеренка, без него эта махина с места не сдвинется.
Механик расстегнул комбинезон и скорее не вылез, а вышел из него. Под первым комбинезоном оказался второй, не в пример чище и меньше. Затем механик вытер лицо и руки тряпочкой, которую достал из-под каски. Он посмотрел на свое отражение в стене, послюнил палец и потер щеку. После процедур огромное мазутное чудище превратилось в человека, по виду напоминавшего старый дуб, только лысый. Мускулы бугрились даже на его мозолистых пальцах, а канаты жил должны были бы гудеть на ветру.
– Пабси я, а ты так и есть Йози или еще что добавить можешь?
– Йозефик вир Тонхлейн, рад познакомиться, господин Глауз.
Йозефик с опаской протянул руку механику. Тот только улыбнулся, наверное, чтобы похвастать парочкой стальных зубов, и пожал руку молодого человека. Ладонь у механика была теплая и шершавая.
– Я Пабси, ты Йози, усвоил? А иначе топай в ресторан жевать рыбьи яйца и пить крюшон. Ну, раз уж мы все здесь собрались, айда накрывать на стол! Вил, зови остальных.
Вил пошел вдоль стен, постукивая по ним. Почти сразу или с некоторой задержкой открывались до того незаметные дверцы или люки, и из них вылезали измазанные мазутом комбинезоны в касках. Машинный зал заполонили копошащиеся люди на разных стадиях переодевания и умывания. Они так усердно суетились, что их кажущееся количество в несколько раз превысило реальное. Через пару минут возня закончилась. Двенадцать механиков уставились на господина Глауза, вежливо зевая и почесываясь.
– Парни, у нас гость. Давайте жрать.
Парней дважды просить не пришлось. На стол вывалились груды продуктов, сверкнули ножи, сковороды и кастрюли. Мозолистые руки осторожно размахивали огромными тесаками, шинкуя салаты, чистя картошку и рубя мясо. Йозефику показалось, что после такого варварского налета на столе останется бурое пюре, годное только отчаявшимся детям или грудным старикам, а может, и наоборот. Но когда механики схлынули, стол был чист. На нем стояли три миски с салатом и было разложено пятнадцать приборов. Даже салфеточки прилагались.
