Сегодня мы рассматриваем случай поистине уникальный. Своей дерзостью и жестокостью преступник вышел за рамки, которые признают даже самые озверевшие представители дичалых стай. Скажу вам честно, друзья мои, в моей судебной практике не было еще подобного дела. Чего уж там миндальничать? В нашем Кодексе нет даже статьи, учитывающей подобное злодеяние. Только «Свод усих Правил да Закону» что-то подобное упоминает.
Итак, к сути дела. Молодая особа Сьомирина Похлада родом из города Бамли, находясь в состоянии трезвости, а значит, полностью отдавая себе отчет в своих действиях, без попыток скрыться, демонстративно внесла в город Заячий Ручей связку из девяти чрезвычайно крупных кристаллов адуляра. По оценкам экспертов, данного количества адуляра достаточно для безоборотного исхода всего населения Заячьего Ручья. Я повторюсь. Всего населения.
Окончательный крах нашего города, но зачем? Кому он нужен? Безотчетному маньяку, мечтающим наполнить мир горем? Любопытному психопату? Или это недоразумение и мы имеем дело с несчастной жертвой обстоятельств? Может быть. Но я напомню вам кое-что о городе Бамли, «славной» родине этой особи… особы. Бамли – город ветров. Нет от них укрытия, ветры свирепы и дуют отовсюду. Со стороны океана и с Шанол. Жители Бамли даже летом кутаются в меха. Но где же добывать все больше и больше пушного и просто мехового зверя? Аппетиты бамлийцев растут вместе с их корыстным племенем, все меньше у них совести, и мораль вся истерта. Лес Бурнский осиротить им потреба. Зверя лесного перебить, но и этого им мало в их городе лжи. Обман измыслен! Безоборотно изошедших, будто это и не люди вовсе, перебить, как белок, и шкуры их носить в насмешку! Детей наших малых на варежки пустить… Я не позволю! А вы?
И вот она! Острие ядовитой иглы! В ней вся тьма и жадность мира слита. Ха-ха! Видали мы таких. Бивали! Стойко стояли наши предки, и мы стоять будем пред лицом подобного зла! Эта особа, с позволения сказать, человек, что зовется Сьомириною Похлада, послана была сюда бамлийскими чернодеями, дабы пробудить своей проклятой ношей в душах горожан честных да чистых зверя лютого. Да и побить этого зверя модницам бездушным на потеху! Всех: от мала до велика.
Не смотрите на ее глаза яркие, не смотрите на ее волосы солнечные, не смотрите на жемчуга зубов ее и губы коралловые, ибо суть ее – чернодей! Спасти обязаны да рады детей своих. Град великий да ручей спасти студеный да чистый от чернодейки! Вот она!
Согласно «Своду усих Правил да Закону» за контрабанду с целью противогуманного или проозверительного деяния адуляра в особо крупных масштабах я требую применить к молодой особе Сьомирине Похлада из Бамли порицание в виде смертной казни через привязывание к колышку и забой палкой с последующим сожжением полумертвого тела. Счет за содержание обвиняемой до судебного разбирательства, экзекуцию, утилизацию, одежду и довольствие представить к оплате адвокату обвиняемой молодому господину Йозефику вир Тонхлейну из Лупри. Обвинение закончило.
Лингнум Амех поклонился судье Амеху, потом по отдельности зрителям на каждом лепестке. Йозефика и Сьомирину он одарил младенчески чистым и наивным взглядом. Его нисколько не тяготила собственная безжалостность. Более того, он искренне считал, что делает доброе дело. Как и большинство особей, успешных в социальном плане, он был моральным калекой. Какие-то там моральные установки ему ампутировали
[12] еще в детстве. Операция была проведена крайне аккуратно, и он сохранил возможность к морализаторству, что, как известно, дело пустое и гнусное, а потому всячески поощряется во всех государственных учреждениях.
Йозефик хотел немного посдерживаться от нападения на государственного обвинителя. Поиграть желваками, налить глаза кровью и угрожающе сжимать кулаки – в принципе не так уж и многого он хотел. Но его мечта была растоптана грязной пяткой его подзащитной, когда та, словно бешеное порося, выскочила из-за стола с выражением лица, обещающим государственному обвинителю множественные рваные раны. Йозефик проворно вскарабкался на стол и, распластавшись в прыжке, настиг своего работодателя. Мелькая шелковым костюмом и мешком из-под картошки, они кубарем покатились по песку.
Сьомирина вырывалась без всяких нервов. Она методично развила свое преимущество путем метких ударов затылком в виртонхлейновский нос и безжалостными укусами в запястье. Йозефик, который сначала хотел лишь оградить Сьомирину от нее самой и не позволить выставить себя перед судом в роли не обвиняемой, а виноватой, теперь был вынужден сражаться если не за всю жизнь, то за жизнеспособность некоторых своих частей тела. Он лихорадочно пытался припомнить, входила в обязанности адвоката защита этой крайне буйной особы от всех опасностей или в его компетенции были только проблемы с законом. После очередного компостирования жемчужными зубами его руки он резко откатился от Сьомирины. Она моментально вскочила на ноги, и тут в ее лоб уперлось дуло жуткого револьвера. Противоположным своим концом револьвер уткнулся в ладонь Йозефика. Сьомирине показалось, что молодой человек стоял в позе надменного злодея. На самом деле он так высокомерно задрал подбородок, потому что из его разбитого носа текла омерзительно теплая кровь. Йозефик при мысли о том, что вместе с кровью по его щекам и подбородку могут растекаться и прозаичные сопли, передернул плечами. Сьомирина восприняла это на свой счет и совсем по-детски зажмурилась.
Можно подумать, пуля в лоб, да еще выпущенная из такого оружия, может причинить кому-то боль. От такого оружия мозги даже не разлетаются мелкими кусочками и не виснут розовым туманом в воздухе, они сразу сублимируются в пахнущий копченостями дымок. Для боли просто не остается достаточного количества нервных окончаний.
– Смешай мозги этой твари с песком! Стреляй-стреляй! – крикнул дородный мужчина с задних рядов зала и оглянулся на своих соседей в поисках одобрения. Нашел в избытке.
– Поставь ее на колени и стреляй. Пущай как зверь подохнет на четырех костях! – трескучим голоском потребовал чахлый старичок и помахал над головой бамбуковой тросточкой. Его кто-то поощрительно хлопнул по спине, и с его измученной маразмом плеши слетела соломенная панамка.
– Убей! Убей окаянную, сынок! Убей! Ради всех богов убей! – проверещала пухлая женщина слегка за сорок и ласково заулыбалась. На ее кругленьких щечках от волнения выступил румянец.
Кровожадная истерика распространилась по залу суда со скоростью лесного пожара после бензиновых осадков. Зрители галдели, визжали, хрипели и злобно рычали. Флажки мелькали в воздухе, как крылышки колибри. Из ротовых отверстий вместе с проклятьями вылетали нити густой прозрачной слюны и хлопья пены. От обильного слюноотделения жителей Заячьего Ручья даже воздух перестал быть мучительно сухим. Жаль, что при этом он пропитался запахом их прекрасно вентилируемых кишок. Государственный обвинитель Лингнум Амех стоял возле своего стола со скромной улыбкой и ласково смотрел на Сьомирину.
– Вот как мы поступим. Я пристрелю вас и избавлю от необходимости умирать медленно в руках этих психопатов. Вы ведь на это рассчитывали? Только для этого вам был нужен адвокат? Или вы все же хотите выбраться отсюда и переодеться во что-нибудь более подходящее к вашим глазам? – спросил Йозефик на одном дыхании и почувствовал, как его нос заливается кровью. Он сплюнул, как настоящий крутой парень, на песок арены. Но в одном он просчитался: крутые парни редко плюются кровью из-за того, что им расквасила нос девчонка. Сьомирина нервно хохотнула.
