Кроме чая, гостям предлагаются легкие закуски и сладости. Основным видом закусок являются кусочки сырой рыбы. Бывает, что подается суп из растертой заквашенной сои и приготовленный на пару рис. Западные люди обычно не находят истинно японские сладости сладкими, поскольку собственно сахара туда не добавляется (его заменяют подсластители, приготовленные из дикорастущих растений). Главным сырьем для сладостей служит соевая паста. Используется также мука и крахмал. Потакая современным сладкоежкам, добавляют и сахар. Хотя настоящие ценители японского находят это вульгарным. В прозрачном мармеладе присутствует и агар-агар. И никаких взбитых сливок или животного масла! Нужно сказать, что выглядят эти сладости чрезвычайно привлекательно — нежный окрас: весенние цветы и осенние листья. А каковы названия! «Снег в горах», «Весенняя дымка», «Летняя роса», «Светлячки». Ну и так далее по временам года. Недаром говорят: «Японские сладости — это съедобные стихи». Японское кулинарное искусство вообще заключается не только в создании вкуса, но и в создании вида — в гораздо большей степени, чем это было принято на Западе. «Есть глазами» — это сказано о японцах.
Угощение на чайной церемонии носит занятное название кайсэки — «запазушный камень». Дело в том, что монахи клали подогретые камни себе на живот во время бесконечных молитв и медитаций. Теплое, как известно, подавляет секрецию желудочного сока — чувство голода уменьшается. Использование этого термина по отношению к угощению на чайной церемонии должно подчеркнуть, что еда эта — не совсем настоящая, а символическая. А для настоящей еды — здесь не время и не место. Поскольку главное «блюдо» — это чай.
После вкушения порошкового чая наступает перерыв, во время которого посетители выходят в сад. Потом подается обычный чай. Мастер рассказывает гостям об истории каждой чашки, они беседуют о поэзии, наслаждаются свитком с живописью или каллиграфией, который непременно висит в комнате.
Все проделывается завораживающе неспешно, спокойно и артистично. Несмотря на краткость моего рассказа полный цикл чайного действа длится четыре часа. Есть, разумеется и сокращенные варианты (около часа) для нетерпеливых туристов.
Табак.
Когда в результате открытия Америки табак был впервые завезен в Европу, он был воспринят не как зелье, пригодное для извлечения из него удовольствия, но как невиданное дотоле лекарство. Европейцы думали, что табакокурение способно победить болезни.
Португальские и испанские миссионеры, прибывшие в Японию в XVI в., познакомили аборигенов со многими заморскими диковинками: с Библией, огнестрельным оружием, глобусом, игральными картами, арбузами, кабачками, кайенским перцем, картошкой, помидорами, шпинатом, капустой, хлебом, печеньем, конфетами, крепкими спиртными напитками…
Нельзя, конечно, упустить из виду и табак. Документально известно, что возвратившийся из филиппинской командировки португальский миссионер отец Иероним де Кастро привез в 1601 г. будущему сёгуну Токугава Иэясу множество подарков. В числе преподнесенного были листья табака и его семена. И уже через десяток лет количество табакокурящих японцев стало статистически значимым.
Вслед за европейцами японцы полагали, что курение продлевает жизнь и излечивает от всех мыслимых болезней. Португальцев же в особенности беспокоил сифилис, от которого в то время стала сильно страдать Европа. Так же, как и табак, он был вывезен из Америки. Довольно быстро его довезли до Индии и Китая, откуда он в 1512 году проник уже и в Японию (поэтому японцы называли сифилис «китайским прыщом»). Так что к прибытию табака условия для его применения созрели: шанкр в стране уже был. И при этом считалось, что нет от него зелья лучшего, чем табак. Сами португальцы пользовали табачок, то же они советовали и доверчивым японцам. Кроме того, японцев очень вдохновил антикомариный эффект курения, и они стали заодно думать, что табачный дым отгоняет змей и разных неприятных духов. Если человеку мерещилось, что его за нос водит лиса, он закуривал и немедленно избавлялся от наваждения. Здесь, безусловно, сказалась вековая привычка японцев и японок к воскуриванию в буддийских храмах благовоний, которые тоже считались первым средством при разных жизненных неприятностях.
Однако сёгунат не дремал. Быстро раскусив, что табак не имеет никакого отношения к сифилису, скорый на запреты сёгунат Токугава в 1612 году ввел запретна табакокурение. Это аргументировалось двумя причинами, весьма далекими от нынешнего антитабачного движения с его здоровым образом жизни. Во-первых, бичом деревянно-бумажной Японии были пожары. Во-вторых, правительство трогательно заботилось о материальном благополучии своих подданных и считало, что деньги следует тратить на что-нибудь более для организма питательное. Для нарушивших же запрет была предусмотрена ни больше ни меньше как конфискация имущества. Аналогичный запрет, вышедший в России в 1649 г., предусматривал порку, отрезание носа и ссылку. Но, похоже, даже сёгунат не смог справиться с пагубными привычками, подпольная торговля табаком процветала и запрет вскоре был фактически отменен. В 30-40-х годах того же XVII века маховик табакокурения набрал новые обороты, по всей стране появились крестьяне, которые занимались возделыванием табака.
Первоначальный способ употребления табака японцами заключался в следующем: высушенные и порезанные листья приклеивали к кусочку бумаги, а затем скатывали в трубочку. Получалось нечто вроде самокрутки. Некоторые японцы набивали табаком коленце бамбука или же тростник. Среди знати, а потом и людей попроще, распространились длинные металлические трубки.
Курительные принадлежности.
Сигареты европейского образца — измельченный табак, заклеенный в бумагу — появляются в Японии только с повторным приобщением ее к мировой цивилизации во второй половине XIX в.
В 1904 году, сразу после начала русско-японской войны, в стране была введена государственная табачная монополия, что, естественно, было связано с резко увеличивавшимися военными расходами. Мгновенно были выброшены на рынок и четыре новых сорта сигарет: «Сикисима» (одно из древних названий Японского архипелага), «Ямато» (древнее название Японии), «Асахи» («Утреннее солнце») и «Ямадзакура» («Горная сакура»). Всякий, кто был знаком с классической литературой, немедленно вспоминал стихотворение знаменитого ученого и идеолога всяческого японизма Мотоори Норинага (1730–1801):
Если спросят тебя
О сердце Ямато-страны
На островах Сикисима,
Ответь: запах сакуры
Под утренним солнцем.
Так что люди, ответственные за состояние политики и табачной промышленности продемонстрировали, что и прекрасное, и поэтическое им не чуждо. Сам же Мотоори Норинага (кстати говоря, не куривший) вряд ли предполагал, что слова из его стихов через столетие после его смерти станут красоваться на упаковках сигарет…
