Однако в нынешней ситуации есть и новый элемент, а именно — признание обществом первостепенной важности не только «привычной» истории, но и археологии. Широкий общественный интерес к ней стал проявляться сразу в послевоенное время, но достиг своего максимума в 60-е годы. Внешним образом он был связан с бурным промышленным развитием этого времени, сопровождавшимся не менее бурным строительством. Поскольку японский закон требует при возведении построек тщательной археологической экспертизы, то и количество обнаруженных памятников древности стало стремительно возрастать. К началу 60-х годов их насчитывалось 90 тысяч, сейчас — более 300 тысяч. Их раскопками занимаются как университеты (зарегистрировано около пяти тысяч профессиональных археологов), так и местные власти вкупе с многочисленными любителями. Общепризнанным в научном мире фактом является то, что археологическое дело в Японии поставлено на самом высоком уровне. На зависть археологам всего остального мира археологические исследования в Японии финансируются в достаточном объеме, сами раскопки и анализ находок ведутся с применением самых последних достижений научно-технической мысли и не знают сезонных перерывов. Объем выполняемых археологических разысканий впечатляет: каждый год работы ведутся на 9-10 тысячах объектов (в 1961 г. — 408), ежегодно выпускается около трех тысяч (!) монографий, посвященных непосредственным результатам археологических обследований. Количество новой информации в этой области настолько превышает операциональные возможности отдельно взятого человека, что появились специалисты не просто по археологии, не просто по какому-нибудь периоду, а по отдельным стоянкам.
Законы о «новостроечных экспедициях» существуют во всем мире. И хотя японские археологи и примкнувшая к ним общественность сетуют на несовершенство своих законов и на окончательно погибающие под асфальтом следы деятельности древнего человека (считается, что уже в ближайшее время будут безвозвратно утеряны около 40 тысяч уже открытых памятников), по строгости соблюдения археологического законодательства Япония вряд ли имеет себе равных. Это, безусловно, создает некоторые бытовые неудобства для ныне живущих. Полевые впечатления ведущей отечественной исследовательницы японских древностей Л.М. Ермаковой свидетельствуют о том, что жители Нара, ставшей на весь VIII век первой постоянной столицей древнеяпонского государства, сильно остерегаются работ на собственных участках, связанных с перекопкой земли, перестройкой жилища и усовершенствованием быта: слишком велика возможность наткнуться на какой-нибудь черепок. Будучи гражданами законопослушными, в случае обнаружения чего-то древнего они обязаны донести (и доносят!) о том местным властям. Являются археологи, и тогда на целые годы прости-прощай чаемые улучшения в организации околотелесного пространства…
В случае же особенно замечательных находок территория признается археологическим заповедником и становится «музеем под открытым небом». А такие музеи пользуются широчайшей популярностью у простых японских граждан.
Хороший пример являют собой раскопки поселения Ёсиногари в префектуре Сага (остров Кюсю). Это поселение было обнаружено в 1982 г. на территории, предназначавшейся для постройки технопарка. К 1986 г. стало понятно, что на этом месте располагалось крупное поселение, датируемое I–III вв. н. э. За три года полномасштабных раскопок выяснилось, что это было крупнейшее из обнаруженных поселений этого времени: около 350 жилищ и 2000 могил. Под давлением общественности и местных властей территория поселения площадью в тридцать гектаров была объявлена заповедником. К началу 1995 г. билеты на его посещение приобрели 8 миллионов человек!
И такие археологические заповедники разбросаны по всей стране. При тесноте, в которой проходит жизнь японцев, выделение таких территорий под немыслимые древности является нагляднейшим свидетельством, что эти древности зачем-то японцам нужны.
При этом следует иметь в виду, что японские археологические памятники — это не римские руины и не египетские пирамиды. Поскольку основным строительным материалом в Японии всегда было дерево (деревянные строения намного лучше переносят землетрясения), то никаких толп туристов со всего света эти музеи-заповедники обеспечить не могут, хотя у человека «понимающего» музеологическая организация дела в этих заповедниках вызывает восхищение. Но несмотря на равнодушие иностранцев, сами японцы посещают заповедники с отменной охотой.
Тщательная и масштабная работа японских археологов принесла свои блистательные плоды. Следует признать, что именно археология внесла в последнее время наиболее весомый вклад в процесс осмысления японской древности.
Набранные японскими археологами темпы исследований представляют собой серьезный вызов мировой археологической науке. Дело в том, что в настоящее время на Дальнем Востоке наблюдается существенная региональная неравномерность в освоении археологического материала. Скажем, для ранней Японии наиболее существенное значение имеют результаты работы археологов на Корейском полуострове ввиду чрезвычайно тесных контактов древних японцев (протояпонцев) именно с этим регионом. Явное отставание в этом отношении Южной Кореи (а про Северную и говорить не приходится) создает не только чисто научные проблемы, но и чревато рождением новых социальных мифов о прошлом. Так, упоминавшиеся в разделе о бумаге деревянные таблички моккан были заимствованы японцами у корейцев. Однако в настоящее время на Корейском полуострове их зафиксировано лишь чуть более сотни, а в самой Японии — около двухсот тысяч! На основании одного лишь этого факта можно было бы сделать вывод о несравненно более широком распространении письменности в древней Японии. Однако мы всегда должны иметь в виду, что археологические изыскания проводятся в Японии с гораздо большим размахом, с чем, возможно, связано и большее число находок.
Как уже было сказано, по-настоящему широкие археологические изыскания начались в Японии непосредственно после окончания войны. Отчасти это было связано с тем обстоятельством, что только в это время был обеспечен доступ археологов ко многим археологическим памятникам, стала возможной свободная от идеологической заданности их интерпретация. Однако отклик, получаемый на работу археологов, свидетельствовал в первую очередь об общественных потребностях в разысканиях такого рода.
Это было связано с тем, что в результате поражения во второй мировой войне и последовавшим за ним крушением всей идеологической модели, строившейся вокруг «священной» фигуры императора, остро ощущалась потребность в чем-то другом. Для очень многих людей публичное признание императором Хирохито своей человеческой, а не божественной, природы явилось экзистенциональным крушением. Отсюда — идеологический разброд нации, сопровождавшийся болезненным поиском того, что является для страны наиболее важным и значимым. В это время получают широкое распространение коммунистические и социалистические идеи, появляется громадное количество самых немыслимых «новых религий». Мучительный поиск «новой» модели национального сознания включал в себя и вполне бессознательное обращение к прошлому. И в этом процессе не было бы ничего нового ни для Японии, ни для остального мира — такие конструкты всегда имеют в своем составе что-нибудь «историческое», отвечающее главному критерию всякой этногосударственно ориентированной идеологии — уникальности. Это и понятно — история приятна своей уютностью: любое событие прошлого уже состоялось, его невозможно ни отменить, ни повторить в любой другой временной и пространственной точке.
