Для придания боевым действиям максимального сходства с мифологическими противоборствами, отгоняя обнаглевшего кота от миски с едой для Мотиных детишек, я стал использовать древнегреческий боевой клич «Элелеу!» — античный аналог нашего «ура!».
Любопытная штука: у Эсхила этот же возглас используется для передачи скорби, что-то вроде нашего «увы». Странное у греков было «ура!», вы не находите? Может, именно поэтому оно совсем не испугало Томми-Джерри, а даже наоборот. В самом деле, некогда повергавший врага в ужас клич эллинов нынче звучит не особо устрашающе и сильно смахивает на гаденькое улюлюканье. Однако эпос есть эпос — из него, как из песни, слова не выкинешь.
Но вернемся к войне, которую я отчаянно проигрывал. Подобно тому, как в свое время Спарта с Афинами сочли, что на Пелопоннесе не хватает места им обоим, так и мы с Томми-Джерри прекрасно понимали, что из нас двоих рано или поздно должен остаться кто-то один. Временами у меня возникало предательское ощущение, что это буду не я.
Что до Томи-Джерри, то он будто издевался надо мною. Если этот хитрюга и появлялся на открытом месте, то лишь на заборе соседского сада, очевидно спевшись с Рулисом. Нагло свесив вниз свои огромные лапы и хвост и прекрасно понимая, что находится в полной безопасности, мерзкий кот брезгливо взирал на меня сверху вниз, взглядом, которым мы смотрим на кружащую возле тарелки муху, неспособную причинить серьезного вреда, но тем не менее вызывающую раздражение.
Ну, ничего, ничего. Кутузов тоже поначалу отступал. Зато потом…
49. Небесная диарея
Пытаясь определить природу появления пятен не стенах, я поочередно призвал для консультации наших соседей. Пожимая плечами, все они сказали, что ничего подобного в жизни не видели. Тогда я позвонил Биньярису и попросил его заехать — уж агроном-то точно должен знать, что происходит.
Обойдя дом, Биньярис тут и там поскреб стены ногтем, осторожно обнюхал палец, потом почесал им в голове и сказал:
— Похоже на пыльцу.
— Но почему она такая клейкая?
— Наверное, потому, что дерево, с которого она слетела, выделяет смолу.
Действительно, вдоль самой кромки моря протянулась стена из высоченных сосен, но до них не менее трехсот метров. Далековато, однако.
— Но тогда пятна были бы на всех домах, а они только на моем, — возразил я.
— М-да, непонятно. Ну, хорошо, давай мыслить логически. Что-нибудь подобное уже случалось в прошлом?
— Нет, пока дом стоял некрашеный, на нем не было ни одного пятнышка.
— Что ж, в таком случае дело в краске. Возможно, апельсиновый цвет стен сбивает с толку каких-то насекомых и они ошибочно принимают твой дом за что-то другое.
— Например?
— За большой цветок.
— Какой еще на фиг цветок?
— Да какой угодно. Оранжевыми бывают и розы, и герберы, и бегонии, и еще бог знает что.
— Ну, хорошо-хорошо, а что за насекомые-то?
— Вот этого я не знаю.
— А откуда они прилетают?
— Скорее всего, из того сада, что внизу.
— От Рулиса? — ужаснулся я, вспомнив, что пока его участок был засажен оливами, ничего подобного не происходило.
— Может, и от Рулиса, почем я знаю.
— А что, если это связано с одним из моих собственных деревьев? Я ведь посадил некоторые из них совсем недавно.
— Говорю же, не знаю, — вздохнув, признал агроном и, поглядев на часы, дал понять, что консультация закончена.
* * *
Следующим утром мы недосчитались одного из Мотиных малышей. Чтобы избежать излишней привязанности, я, по примеру Ги с Фёклой, с самого начала решил никому из народившихся котят имен не давать и как в воду глядел.
Мы поискали в округе, но котенка не нашли. «Ну мало ли что? — подумал я. — Машиной переехало или какая другая напасть. Всякое бывает». Однако через пару дней пропал еще один котенок, и тоже ночью.
Не зная, что и думать, я обратился за советом к Рулису, когда он под вечер приехал, чтобы полить деревья.
— Это совы, — уверенно сказал сосед.
— Совы? Но почему я никогда не вижу этих птиц в округе?
— Неудивительно, они же охотятся по ночам, — объяснил Рулис и отправился поливать свой необъятный сад.
В ту ночь я плохо спал. Просыпаясь каждый час, все выходил на балкон, пытаясь разглядеть в темном небе крылатых хищников, но безрезультатно. Так кто же тогда охотится на котят?
* * *
Несмотря на неудачи, я продолжал упорствовать в борьбе с пятнами и даже вызвал того «афинского отравителя», что так лихо разобрался с красными пауками. Осмотрев дом, дезинсектор поцокал языком и предположил, что виной всему летучие мыши.
Эта неожиданная версия заставила меня призадуматься. Мышей в округе действительно полно, но летают-то они, как и совы, по ночам, а пятна, как я успел заметить, множатся исключительно в светлое время суток. Что за ерунда?
Разгадка пришла совершенно неожиданно. Поскольку арендованный автомобиль все эти дни стоял рядом с домом, то его стекла тоже покрылись плотным слоем клейких пятен, что сильно затрудняло обзор при движении.
Я отправился на мойку в соседний городок Лигурьё. Перед тем как загнать машину в автомойку, хозяин с огромным трудом вручную соскоблил пятна со стекол.
— Что это за фигня такая? — из любопытства поинтересовался кто-то из тех, что ждал своей очереди.
— Пчелы, — ответил мойщик.
— Вы в этом точно уверены? — встрепенулся я.
— Абсолютно. Где-то рядом с вами живут больные пчелы.
— Больные?
— Ну да. У них же понос, разве не видите?
— Понос? У пчел?
Неожиданное открытие заставило меня полночи лазать в интернете в поисках сведений о пчелиных болезнях. Чем дольше я изучал пчел, тем больше изумлялся тому, что эти чахлые создания не умирают сразу же при рождении. Выяснилось, что в отличие от, например, мух, пчелы настоящие хлюпики. Они болеют ничуть не реже людей, и число пчелиных недугов не уступает человечьим.
К примеру, углубленные исследования показали, что понос может быть симптомом несметного числа заболеваний: нозематоза, гафниоза, сальмонеллеза, колибактериоза, варроатоза и десятков других.
Хорошенькое дельце! Даже захоти я за свой счет подлечить больных пчел, я все равно никогда не докопался бы до правильного диагноза.
Что же касается технического аспекта, то если верить ученым, диарея начинается при условии аномального заполнения задней кишки пчелиного брюшка на тридцать три процента, в то время как для того, чтобы пчела могла нормально сходить по большому, эту самую кишку необходимо заполнить на целых сорок пять процентов.
