Но не трамвай и не тысячные гешефты бельгийских коррупционеров потрясли Молдаванку, а старый Янкель Фальтнер – ближайший сосед Беззубов.
– Вы до кого? – встретила мадам Полонская элегантного мужчину в сопровождении пристава. – До Янкеля? И шо этот старый преступник вытворил на этот раз? Закусывал молоко салом? Подглядывал в женскую баню? Он же ничего не видит! Разве шо на ощупь! – Полонская, изнывая от любопытства, двинула следом за опрятными господами, вещая в июльское небо:
– Ой, вы посмотрите! До Фальтнера идут с такими торжественными лицами, шо мне сдается, шо наш Янкель – таки наследный принц в изгнании!..
Мадам Полонская практически угадала. Эта дворовая новость докатится до столичных газет, а пока нарядный господин с кожаной папкой уже пятнадцать минут стучит в дверь Янкеля:
– Откройте! Мы из нотариальной конторы! У нас ошеломительные новости!
– Янкель, зараза старая, – помогала и Голомбиевская, – значит, когда у меня приличные клиенты – он все слышит и тарабанит своей клюкой мине в окно, а когда тебе стучат в дверь – то ты сразу и бесповоротно оглох!
– Так, Янкель, – гаркнула Полонская, – если ты помер – дай знак, а то мы будем ломать двери!
В конце концов дверь таки распахнулась. На пороге в кальсонах с обвисшей по-черепашьи кожей на тощей груди в облаке седых курчавых волос стоял Фальтнер и трясся от негодования. Он сжимал свои сухонькие кулачки:
– Мадам Голомбиевская! Мадам Полонская, чиряк вам в рот обеим! Уходите!
Нарядный гость что-то шепнул Янкелю на ухо. Тот резко замолчал и отодвинулся, чтобы он с приставом зашел в дом, а затем резко захлопнул дверь прямо перед Софиным носом.
Через пять минут пристав выскочил:
– Помогите! Старику плохо стало!
Пока Нюся мчалась за Фердинандовной, Софа прорвалась в логово Янкеля:
– Ой, дурак старый! На кровать его тащите, – скомандовала она гостям и внезапно очень профессионально стала растирать полуживому Янкелю ступни.
И тут влетела Гордеева. Оттолкнув Софу и нарядного господина, сунула флакон с нашатырем Фальтнеру под нос.
– Ну вот, – сказал господин, – отлично, нам как раз нужны свидетели и ваши подписи, что господин Фальтнер в здравом уме и понял, что мы ему сообщили.
– Кто в здравом уме? – заржала Нюся. – Он и так Ньютоном никогда не был, а последние лет десять так уже полный мишигинер.
Господин с укоризной покосился на нее:
– Дамы, я вас умоляю – минута тишины, или я позову других свидетелей.
Дворовые мадам дружно замолчали.
А господин торжественно зачитал, что 23 июля 1908 года в присутствии трех свидетелей до Якова Фальтнера доведено, что он получил официальное извещение о том, что он и его сестра являются единственными наследниками после смерти Натана Фальтнера, умершего в Соединенных Штатах бездетным и оставившего наследство в двенадцать миллионов долларов…
В гробовой тишине, нарушаемой только сиплым, свистящим дыханием Янкеля, представитель нотариальной конторы уточнил, что теперь потребуется возбудить в официальных учреждениях Америки ходатайство о выдаче наследства, хранящегося в американском национальном банке, но надо разыскать документы, удостоверяющие их родство с «лицом, умершим в Соединенных Штатах».
– Они в Петербурге… Документы могут быть только в Петербурге, – простонал Янкель.
– Не волнуйтесь, – просиял господин, – мы с радостью возьмемся за все хлопоты по сбору и оформлению надлежащих бумаг. И в Америку вас сопроводим!
– А чего это вы сопроводите?! – очнулась Голомбиевская. – Слышь, сопровождающий, ты ему в дороге будешь совершенно бесполезен!
Полонская расхохоталась:
– Нюся, твой поезд ушел! Мадам Голомбиевская, ты не делала ему скидки, жестокая женщина! Да ты вообще ничего не делала бедному старику, а могла бы – не стерлась бы! Теперь жалей! Янкель, раз ты теперь богатый, может, трамвай купишь? А то мужики вчера нервничали, что всё бельгийцы под себя подмяли, а так будут деньги в семье! Точнее во дворе!..
После газетной заметки бедный мизантроп Янкель, проживший отшельником полжизни, теперь скрывался от нашествия внезапно появившихся родственников со всех сторон и веток, всевозможных эффектных дам, готовых скрасить досуг старика, юристов и газетчиков.
Ваня Беззуб мечтательно откинулся на стуле:
– Ира, я вот что подумал: если Янкель наш теперь уезжает в Америку, то, может, он продаст нам свою комнату?
Ира вздохнула:
– И ты туда же! Вдруг всем стало дело до Янкеля! Своя комната… Я уже забыла, как это… Но раз он миллионер, и деньги ему зачем, он из вредности не продаст. Не мучай старика.
А Янкель внезапно ожил. Он отказался от услуг нотариуса и сам стал собирать бумаги и регулярно ходить на почту – отправлять запросы.
– Янкель, мишигинер, ты будешь миллионер! Дай людям пару копеек – пусть хлопочут! – поймала его в подворотне Софа Полонская.
– Софа, – огрызнулся Янкель, – Софа, не делай мне беременную голову, как те чиновники. Они там так нахлопочут, что я еще должен останусь, или ты не помнишь, кем я был?
– Или! – хихикнула Софа. Она единственная помнила Фальтнера относительно молодым и очень востребованным. У него был дар, отточенный годами тренировок, и назвался он – гербовые печати. Янкель был уникальным мастером. Он готовил личные печати купцам и аристократам, и поговаривали, что на самом деле основной его заработок был за пределами конторы и после окончания рабочего дня. Янкель мог срисовать и повторить любой государственный оттиск, не говоря уже о такой ерунде, как всевозможные казенные штампы. Правда это или нет, но последние лет двадцать полуслепой Фальтнер тихо доживал в дальнем углу двора на Мельницкой и ни в чем криминальном замечен не был.
И тут вдруг Янкель и внезапные заокеанские миллионы заиграли новыми красками. И совсем не казначейскими.
Во двор, краснея и тяжело дыша, зашла пышная пожилая дама в очень ярком и экстравагантном наряде, напоминающем со стороны малиновую попону циркового слона. Она медленно поднялась по лестнице и затарабанила элегантной тростью в дверь Беззубов.
– Ага… – угрюмо произнесла она, оглядев с ног до головы появившуюся Фиру. – Молодую, значит, нашел…
– Благодарствую, мадам, – с любопытством ответила Фира. – Чего хотели?
– Где он?! Где эта бессовестная скотина?
– Да делает вид, шо много и тяжело работает.
– Ничего за тридцать лет не изменилось…
– А вас как представить? – Фира уставала от этого абсурдного диалога.
– Представь меня в розовом! – прогремела эксцентричная гостья и завопила: – Янкель, гадина, выходи сейчас же!
От неожиданности Фира расхохоталась:
– Мадам, вы промахнулись дверью. Ваш кавалер живет чуть дальше.
