Ее легонько дернули з рыжую косу: – А ты что такая наглая?
Феня оглянулась. Перед ней стоял Сенечка – самый красивый парень из Помошной. Тогда ей было тринадцать, а ему пятнадцать. И разумеется, он такую соплю не замечал. А через год уехал в Одессу.
Сенечка по-хозяйски рассматривал Феню:
– Лицо у тебя знакомое. Откуда знаю?
Белокожая Феня покраснела со всеми своими веснушками до корней.
– Сеня, ну ты ж жил через два дома. Я Феня Московчук.
– Точно! Ого ты вымахала!
Они проболтали до самого входа, и Сеня заплатил за нее, а потом купил воды с сиропом и провел до самого общежития.
– Ну что – в субботу увидимся? – улыбнулся он.
– Можно…
Сеня потянется поцеловать ее, но Феня с силой отпихнет кавалера:
– Еще что придумал?! Совсем стыда нет!
Роман будет развиваться. Сеня станет подсаживаться в трамвай и «отвлекать вагоновожатую во время движения».
Феня очень захочет замуж. Очень. Ну а Сеня идти в загс не спешил, зато на развитии отношений настаивал регулярно. Шаг за шагом, свидание за свиданием, – он шел к намеченной цели.
Феня не знала поговорки «целоваться – не отдаваться», однако она уже с упоением целовалась, но девичью честь строго блюла.
– Фенечка, ну послушай. Ну как ты не поймешь? Ну ты на базаре, когда фрукту покупаешь, ты ж ее пробуешь? А тут на всю жизнь надо выбрать. Ну как это без пробы? – Сеня снова запустит свои руки ей под кофту и схлопочет по уху.
– А ну отвали! – Феня одернет одежду. – Знаешь что, Сенечка, напробуешься – придешь. Я тебе не с помойки, чтоб ложиться под всякого!
– Под всякого?! Ну и ходи, дура, одинокой!
Ссора вышла знатной. Сеня сядет в ее трамвай на первое сиденье в компании яркой городской блондинки с модным коротким каре и в шляпке.
В ближайший выходной Феня выгребет из потайного карманчика все свои сбережения и зайдет в парикмахерскую.
– А кто меня может подстричь?
Несколько свободных мастериц оглянутся.
– Да ну, тут такие косы… По прейскуранту стрижка – два рубля, а работы часа на три, – фыркнет одна из них и отвернется.
Оробевшая, расстроенная Феня будет стоять, наматывая косу на палец.
– Так шо, никто не будет?
Молоденькая девчонка оторвется от клиентки и подойдет к ней.
– А волосы тебе нужны?
– Чего? Я ж остричь хочу! Зачем мне чужие? – удивится Феня.
– Да нет же! Твои косы отрезанные тебе нужны? Или можно забрать?
– Да на кой они мне?
И тут с мастерицами случилась странная метаморфоза. Они все кинулись к ней наперебой, предлагая свои услуги. Феня понимала, что случайно оказалась владелицей ценного товара.
– Я к ней пойду! – Она ткнула пальцем в ту самую добрую девчонку.
Стрижка, к великой радости Фени, оказалась бесплатной. Она вышла модной, городской и, по ее мнению, невероятно красивой.
Феня не знала, что ее тяжеленные отрезанные косы даже по официальным расценкам парикмахерской стоили примерно как сутки на каруселях.
Первая часть мести Сене удалась на славу.
Он сильно удивится и, заглянув в кабину, скажет:
– Ну и зря! Такие косы были!
1936
Перевод
Петя вез семью в далекий Чернигов. Назначение по службе не обсуждалось. На сборы – привычные двадцать четыре часа, под ворчание Женьки и причитания тещи. Они успели. Фира напекла с собой еды дней на десять и долго-долго стояла на вокзале, заглядывая в их окошко. Петька всегда удивлялся этой семье и их отношениям. Его мать в разы была скупой на чувства. И на вокзал не пришла, просто коротко благословила и поцеловала сухими сжатыми губами в лоб на прощание. А здесь обнимались, целовались постоянно и без повода. Ирина Ивановна после смерти мужа стала еще меньше, точно как воробышек. И все время пыталась своими крылышками закрыть уже давно выросших детей. А к этому Петька так и не привык.
Под колыбельную вибрацию поезда он с верхней полки смотрел на жену. Две беременности вообще не коснулись Женькиной талии. Точеная, поджарая, породистая, с алым ртом и чернющими глазами. Она отлично знала, какое впечатление производит на мужчин, и с удовольствием этим пользовалась. Впрочем, оставаясь всегда верной, как собака, своему адиёту Петьке. Да, дочка у Беззубов получилась не такая сердечная, как мать.
«Господи, куда ж меня занесло», – думал Петька, оторвав взгляд от Жениной шеи, – рядом возилась с куклой Нила. До чего солнечный ребенок, и глаза его, виноградные, правда, с янтарными всполохами, и эта смешная стрижка под горшок, и темный бархатный бант на макушке. Нилочка умело объединила два рода, взяв внешность Лельки и сердце Ирины… Она баюкала мишку, то-то мурлыча под нос, качала ножкой и нечаянно чиркнула сандаликом по подолу мамы.
– Да что ж ты неуклюжая-то такая! – зашипела Женя, старательно отряхивая чистый подол. – А ну сиди тихо!
Петьке иногда казалось, что Женя не любит Нилочку. Ну как же так – родная дочь, не может быть, это все проклятые чекистские штучки – с поиском чернухи в людях! Он тряхнул головой, отгоняя тревожные мысли. Свесился с полки – под ним, посапывая, раскидав тонкие ножки и приподнимая на каждом вдохе животик, сладко спал Вовочка.
Петька не ошибся. Врожденное чутье и наблюдательность, усиленная тренировками и спецкурсами, считали то, что Женька скрывала.
Она так и не привыкла. Не смирилась, что первенец не сын, похожий на ее обожаемого папу, Ивана Несторовича. Рядом с ней жила и ежедневно напоминала обо всех прошлых обидах маленькая веселая копия ее свекрови.
По прибытии в Чернигов новоиспеченному младшему лейтенанту госбезопасности с семьей был выделен добротный каменный дом на высоком фундаменте с большим и ухоженным садом. Сопровождающий солдат, занося их вещи, пояснил:
– Дом поповский, богатый, все в целости сохранили, только иконы убрали. Живите спокойно.
Куда делся поп и его семья, он не сообщил, хотя Женя спросила напрямую. Солдат сделал вид, что не услышал вопроса, попрощался и ушел, сказав перед этим:
– Если что-то нужно будет, сообщите дежурному по управлению.
Нилочка вихрем носилась по комнатам, восторженно крича от все новых и новых открытий, призывая всех посмотреть, что она тут волшебного нашла или увидела. И когда выбежала из дальней комнаты, прижимала к себе старого, явно залюбленного до обгрызанных ушей плюшевого медведя…
Женька присела посреди гостиной на край стула и шепнула:
– Петя… что-то мне не по себе… Здесь все обжитое и чужое… Здесь везде такие вещи, такие мелочи, как будто хозяева вышли на минутку и сейчас вернутся, а мы зашли без стука и без спроса, и нам пора уходить… Мы чужие здесь, это не наш дом…
