В то, как была налажена контрабанда, Петька особо не вникал, но со временем без особого труда понял, потому что дефицитные вещи появлялись во всех комиссионках города в один день, одни и те же люди громко и скандально гуляли в лучших городских кабаках, потом наступало затишье – и снова залповый выброс дефицитного и модного зарубежного товара и шумная гулянка веселой компании.
Петька вспомнил рассказы Ивана Беззуба, всякие легенды и полуложь рассказов «деловых людей» Одессы, напряг местную агентуру и стукачей и просто составил график одновременного появления одинакового товара по сходной цене в магазинах города и окрест, список ресторанных транжир и мелких нарушителей режима приграничной зоны и попытался найти общую закономерность. Последние два списка совпали практически один в один… Что делать с полученной информацией, он не знал… Завел разговор в облуправлении – отшили со словами:
– Ерунда на постном масле! Вы, лейтенант Косько, тут без году неделя, а уже банду накрыли?!!! Поздравляем! Займитесь лучше своими прямыми обязанностями.
И вот тут служебное рвение сыграло с Петей злую шутку. Сам не зная зачем, но согласно инструкциям, он оформил, зарегистрировал и передал свои таблички пограничникам со служебной запиской, где попросил обратить пристальное внимание на систематическое нарушение режима приграничной полосы одними и теми же лицами, что на следующий день веселятся в ресторанах города, и высказал удивление, почему их не берут в разработку, почему не работает агентура.
Сам того не желая, этим поступком он настроил против себя и начальство в облуправлении, и погранцов. Все дело было в том, что почти у всех селян, которые жили в пограничных селах, было много родственников по обе стороны границы. И всегда были, есть и будут тайные тропы, проводники, всегда есть, были и будут способы транспортировки контрабанды без нарушения границ, подчас очень оригинальные. И всегда будут придумываться новые. И местные командиры среднего звена в той или иной мере были заложниками каких-то родственных или давних соседских связей, обязательств и просто договоренностей из разряда «ты – мне, я – тебе».
Петька был человек со стороны, пришлый, свободный от вышеперечисленных обязательств. Он честно и педантично выполнял порученную работу, он не знал и не хотел знать местной специфики. Косько перенес любимые законы механики на людей. Все было предельно просто – есть конкретная задача, есть средства для выполнения задачи, есть способы достижения поставленной цели оптимальным путем. Петька, с его тевтонским псом-рыцарем внутри, уже не боялся ни крови, ни смерти и не мучал себя вопросами: «А прав ли я?!» или «Разве так можно?». После Чернигова он знал: оптимальное – это самое короткое. Без вопросов. Даже ценой сломанных судеб. Он был идеальным винтиком системы – механически точно выполнял свою задачу, обеспечивая работу гигантской машины. Если раньше для того, чтобы выполнить задачу – привезти вагоны из точки А в точку В, – ему надо было бросать в топку паровоза уголь, и он бросал его и приводил свой состав куда велено, то теперь в эту союзную топку надо было бросать людей, и он стал бросать.
Так как погранцы и облуправление никак не отреагировали на его служебную записку, Косько через неделю силами горотдела и своей агентуры провел аресты. После первых допросов и показаний контрабандистов были новые аресты, потом снова допросы и снова аресты…
Случай был настолько нетипичен для того времени – никакой 58-й статьи, никакой измены Родине, зато качественная экономическая составляющая всей цепочки происшествий – и так хорошо оформлен и подкреплен документами и показаниями контрабандистов, что московские проверяющие, вызванные паническими докладными и рапортами местными власть имущими не смогли обнаружить какое-либо из нарушений – им нечего было вменить лейтенанту Косько. Наоборот, он получил официальную благодарность за проявленную бдительность и принципиальность, а жалобщики отделались в лучшем случае выговорами, а то и увольнениями.
Все, кто был арестован по делу контрабанды, были приговорены к разным срокам заключения и незамедлительно отправлены на близлежащие стройки.
Укрепрайон, этот Молох, ежедневно требовал все новых и новых работников и перемалывал их пачками. Местные руководители стройки засыпали Москву жалобами на нехватку рабочих рук, а из Москвы, на места, спускались все новые увеличенные планы по обнаружению и искоренению врагов народа. Шел 1938 год, по малейшему подозрению, доносу или за неосторожно сказанное слово людей хватали пачками и отправляли в тюрьмы, и хорошо еще, если не калечили и не убивали, а просто били – тогда был хоть какой-то мизерный шанс выжить… Времена наступили страшные для всех, и для работников НКВД в том числе. У них был выбор – утратить все человеческое, стать винтиком в системе и слепо исполнять любые приказы, или сгинуть без следа в застенках родного ведомства.
Петька принял решение довольно легко, он абстрагировался от душевных волнений и терзаний и задал себе простой вопрос: «Ты хочешь жить или подохнуть?»
Чтобы не подохнуть, надо исполнять поставленную задачу. Любую. Не раздумывая, по инструкции. Тогда есть шанс уцелеть. Он сделал свой выбор, это было несложно.
Подобное рвение и результативность были замечены, лейтенанта Косько стали ставить всем в пример, что не добавило ему любви со стороны сослуживцев и окончательно охладило отношение в коллективе, чему Петька был даже рад. Ему хватило первой вечеринки и месяца хамских завистливых и похабных шуточек в адрес своей семьи. Так что когда пропала необходимость общаться с подчиненными по каким-то вопросам, кроме служебных дел, Петька испытал огромное облегчение.
1939
Убить дракона
В чудовище превращаешься медленно. Сначала маленькая болючая ранка, ты ее скрываешь, а она мокнет и растет под повязкой. Потом рубцуется в шанкр, и ты облегченно выдыхаешь, не замечая, как по крови разносится вирус. Человек – тварь удивительная. Привыкает и приспосабливается к чему угодно. Мутирует медленно – вот в ужасе обнаружил за ухом чешуйку, оторвал с мясом, плакал, сокрушался, а потом привык… А потом стал играть по правилам, чтобы выжить, чтобы этот вирус не сожрал тебя изнутри. Ты становишься им, а он – тобой. И правила понятнее, и двигаться на когтистых перепончатых лапах легче, и пугать. Сначала ты сокрушался – я же не такой, за этим хитином – живые глаза, израненное сердце, измученный мозг, поймите, протяните руку… Потом привык и стал получать удовольствие пугая. Я же ради Женьки, ради детей… Да кому я вру – ради себя – и от страха сдохнуть и утащить за собой в ад всю семью. Единственное, что осталось – это дом. Тут он сбрасывал змеиную кожу и принимал человечье обличье. Как он завидовал Ивану Беззубу! Его сердце было слишком молодым и крепким, чтобы взорваться, как у дяди Вани. Иногда дома Петька мечтал, что так и случится, и его жизнь наконец-то закончится. Он приходил домой и рефлекторно отряхивался, сбрасывая с себя работу. Потом перестал хирургически долго мыть руки, перед тем как обнять Женьку или подхватить на руки Вовку.
Человек – тварь редкая. В этом Косько убеждался, ежедневно читая доносы и присутствуя на допросах. Весь ужас был в безнадежности – бесконечной серой безнадежности, когда чужие сломанные жизни стали обычными буднями. Они стали обыкновенностью.
