– Мой отец…
– Ш-ш! Он жив. И теперь никуда не денется.
– Ченнинг тебе рассказала?
– Давай-ка для начала поговорим о тебе. – Он положил ей руки на плечи, не давая встать. – Просто подыши минутку. Ты серьезно пострадала. Ты в шоке. Я чувствую, как твое сердце тарахтит, словно поезд по рельсам.
Она тоже это чувствовала – гулкие торопливые удары и шум.
– Меня сейчас стошнит.
– Все будет нормально. Просто дыши.
– Нет! – Паника кулаком сжалась в груди. – Господи… Боже… Нет! Куда там нормально! – Она казалась самой себе скользкой и холодной. Руки тряслись.
– Ничего он тебе не сделает, Лиз. Он больше никому ничего не сделает.
Она рискнула бросить взгляд и увидела отца, лежащего на полу. Он был связан и закован в наручники, по-прежнему без сознания, по-прежнему ее отец. Но тут к горлу моментально подкатил бурный поток желчи и твердой, горячей рвоты. Элизабет перекатилась на левый бок, и все это изверглось из нее – словно вера, тепло и сама жизнь. Свернулась в клубок, чувствуя леденящий холод внутри и прикосновения Бекетта – его пальцы, щеку… Его голос плавал где-то здесь тоже, но лишь чем-то вроде шума прибоя. Подумав про Ченнинг и Гидеона, захотела встать, но не сумела двинуть ни рукой, ни ногой. Всё было могилой вокруг нее; она задыхалась.
– Дыши… – Голос Бекетта казался океаном где-то за горизонтом. – Пожалуйста, Лиз! Мне нужно, чтобы ты дышала!
Но давление в груди сокрушало все. Мир увеличивался в размерах и заталкивал ее вниз, а когда приволок ее назад, Бекетт по-прежнему был здесь.
Он приподнял ее за плечи, чтобы она могла сесть.
– Лиз, посмотри на меня!
Элизабет заморгала, и размытые очертания обрели четкость. Она увидела его лицо, руки.
– Ты как?
– Нормально.
– Можешь встать?
– Дай мне минутку.
Элизабет дотронулась до горла, ощутила опухшую плоть и рубцы от отцовских пальцев. Прищурившись, осмотрелась по сторонам, увидела знакомые стены церкви, детей, своего отца и никого больше.
– А где все? – Она имела в виду копов, медиков. – Здесь должны быть еще люди.
– Ты по-прежнему в розыске. Не забыла?
Она кивнула, но все было как в тумане. Вся одежда опять на ней – наверняка Ченнинг постаралась или Чарли.
– Подвинься-ка немножко. Хорошо?
– Уверена?
Элизабет предостерегающе подняла руку, и он подался назад. Что бы ни произошло дальше, ей нужно сделать это самой – точно знать, что сможет. Она перекинула ноги через край – и так сильно закашлялась, что чуть опять не задохнулась.
– Лиз!
Она оттолкнулась той же рукой, держа его на расстоянии. Положила ладонь себе на грудь и сосредоточилась на осторожном, глубоком дыхании. Бекетт придвинулся ближе.
– Не надо! Просто… просто не прикасайся ко мне.
Элизабет соскользнула с алтаря, пошатнулась, но удержалась на ногах. Ее отец лежал на полу. Она зябко обхватила себя за плечи.
– Ченнинг все мне рассказала. Мне очень жаль, Лиз. Честно говоря, не знаю, что и сказать.
– Я тоже.
– Ты справишься со всем этим. Время. Может, психотерапия.
– Мой отец пытался убить меня, Чарли! Как я могу с этим справиться?
У него не нашлось ответа. Откуда?
– Ченнинг? Ты в порядке?
– Все с ней нормально.
– А Гидеон?
– Он истекает кровью. Не знаю. Твоя подруга не дала мне вызвать «скорую».
Элизабет шагнула на нижнюю ступеньку. Гидеон лежал на полу возле Ченнинг. Глаза он открыл, но выглядел совершенно обескровленным и помятым. Элизабет окинула взглядом пространство церкви и наконец поняла: что-то тут не так. Совсем не так. Слишком уж тихо для столь долгого времени. Вид у Ченнинг по-прежнему испуганный… Уставившись на Элизабет широко открытыми глазами, та едва заметно покачала головой. Элизабет знала этот взгляд; почувствовала его.
– Где люди, Чарли?
Он выставил перед собой ладони.
– Я же тебе сказал…
– Ты сказал мне, почему здесь нет копов! А где медики? Мальчик серьезно ранен! Ченнинг ранена! Здесь должна быть «скорая». Ты вполне мог ее вызвать, по-тихому.
Она двинулась было к детям, но Бекетт заступил ей дорогу. Он по-прежнему выставлял перед собой ладони и улыбался, но глаза его были полны лжи.
– Для начала нам нужно поговорить.
Едва сойдя с последней ступеньки, она остановилась.
– Да ладно тебе, Лиз! Не смотри на меня так.
Он попытался выдавить улыбку, но не слишком преуспел. Элизабет никогда не владела искусством скрывать свои чувства, и теперь все они были у нее на лице – недоверие, сомнение, гнев.
– Да черт возьми, Лиз! Я здесь, чтобы помочь тебе! Девчонка позвонила, и я сразу примчался. Кто еще так поступил бы? Без вопросов. Без сомнений.
– Что вообще происходит, Чарли?
– Всю эту неделю – кто был на твоей стороне, кто был твоим другом? Я был твоим другом! Только один я. А теперь мне нужно, чтобы и ты поступила, как друг.
Элизабет прикинула, как он стои́т. Подбородок опущен, ноги расставлены. Руки раскинуты по сторонам, словно бы готовые схватить ее, если она вдруг побежит. Что бы сейчас ни происходило, настроен Бекетт крайне серьезно.
– Ты действительно стоишь между мной и этими детьми?
– Нам просто надо поговорить. Две минуты. Поговорим и сразу вызовем «скорую», и все будет кончено.
Ее взгляд упал на пистолет у него на ремне. Обращаться он с ним умел. Плюс сам весил двести пятьдесят фунтов. В случае чего ей с ним не справиться.
– Почему бы тебе не присесть?
Она отступила вбок. Ее отец застонал.
– Пожалуйста, Лиз. Сядь.
Элизабет продолжала двигаться. Садиться она не намеревалась, и Бекетт понял это. Кивнул со вздохом, и что-то напускное враз слетело с него.
– Ты знаешь, где Эдриен?
Это было последнее, чего она ожидала.
– Эдриен Уолл. Мне нужно его местонахождение.
– А какое отношение ко всему этому имеет Эдриен?
– Это только для общей пользы. Твоей. Детей. Я прошу тебя довериться мне.
– Без всяких объяснений?
– Просто скажи.
– Нет.
– Да черт возьми, Лиз! Просто скажи, где он!
– Да, будьте добры, скажите ему.
Голос донесся откуда-то из глубины церкви, громкий и знакомый. Элизабет отметила внезапное отчаяние на лице Бекетта, а потом увидела начальника тюрьмы в сопровождении Оливета и Джекса с Вудсом. Все четверо стояли в открытых дверях, выстроившись в шеренгу, и небо за ними полыхало огнем.
