– Он подтверждает рассказ бармена. Гидеон явился мстить. Конрой стрелял в мальчишку, чтобы спасти жизнь Эдриена.
– Вот черт… Жестко. Жаль, что так вышло.
– Что ты собираешься с ним делать?
– С Эдриеном-то? Снять показания. И отпустить к чертовой матери.
– А отец Гидеона в курсе?
– Мы его пока не нашли.
– Я это сделаю.
– Да это же конченый алкаш, а в окру́ге полным-полно всяких гадюшников! Кто знает, под какой камень он забился именно сегодня?
– Я его разыщу.
– Скажи мне, где он, по-твоему, может быть, и я отправлю туда патрульных.
Элизабет помотала головой.
– Мы говорим про Гидеона. Его отец должен быть с ним, когда тот очнется.
– Его отец – это конченый гондон, который за всю свою жизнь и палец о палец ради парня не ударил!
– Тем не менее, лучше я сама его разыщу. Это личное, Чарли. Сам понимаешь.
– У тебя через три часа допрос в полиции штата!
– Сказала, что разыщу – значит, разыщу.
– Ладно. Хорошо. Конечно. Как знаешь. – Бекетт был зол, но, похоже, как и все остальные вокруг. – У тебя три часа.
– Заметано.
– Смотри не опоздай.
Не опоздай? Это уже как выйдет. Элизабет даже не была уверена, что вообще там появится.
Плюхнувшись в машину, она подумала, что наконец-то всё. Но Бекетт заполнил собой боковое окно, прежде чем она успела включить передачу. Просунулся внутрь, словно опухший в своем тесном костюме. Она заметила царапины на его обручальном кольце, ощутила запах шампуня, судя по всему, шампуня жены. Все в нем было обстоятельным и основательным – взгляд, голос…
– Ты вляпалась непонятно во что, – веско произнес он. – И я это чую. Ченнинг и тот подвал, копы из штата и Эдриен… Черт, кровь этого парнишки даже не успела высохнуть!
– Я знаю, что делаю, Чарли.
– Знаю, что знаешь!
– Что ты пытаешься сказать?
– Я пытаюсь сказать, что люди не способны мыслить связно, когда попадают в серьезный переплет. Это вполне нормально, даже для копов. Просто не хочу, чтобы ты отмочила какую-нибудь глупость.
– Типа чего?
– Плохие люди. Темные места.
Он пытался помочь, но это было как раз то, что сейчас и определяло границы собственного мира Элизабет – плохие люди и те вещи, что творятся в темных местах.
* * *
Поглядывая на тюрьму, которая маячила уже в зеркале заднего вида, Элизабет не спеша покатила к городу. Ей хотелось хотя бы нескольких минут тишины и спокойствия, но мысли о Гидеоне на операционном столе делали это невозможным. Тридцать второй – не слишком крупный калибр, но ведь и мальчишка еще совсем маленький. Винила ли она Натана Конроя за тот выстрел? Нет. Вряд ли. Винила ли Эдриена? И как насчет самой себя?
Элизабет мысленно нарисовала себе мать Гидеона такой, какой та была – высокую, ясноглазую и элегантную, – а потом представила ее сына, выжидающего в темноте с револьвером в кармане. Где он его взял, как добрался до бара? Пешком? На попутках? Это револьвер его отца? Господи, неужели он и впрямь планировал убить человека? От подобных мыслей реально кружилась голова – хотя, может, то была просто запоздалая реакция на вид крови парнишки, или на то, что она выпила три чашки кофе после двух дней без крошки во рту, или все из-за того, что за последние шестьдесят часов удалось поспать от силы шесть? Сбавив ход у реки, Элизабет съехала на обочину и позвонила в больницу, чтобы узнать о состоянии Гидеона.
– Вы родственница? – поинтересовались у нее.
– Я из полиции.
– Подождите, сейчас переключу на хирургию.
Элизабет стала ждать, бездумно глядя на воду. Она выросла возле этой реки и знала все ее настроения: мягко скользит в августе, мчится и клокочет пенными бурунами под зимним порывистым ветром… Иногда она брала Гидеона с собой на рыбалку, и это было их собственное место, их собственная фишка. Но сегодня река казалась какой-то другой. Элизабет не видела ни платанов, ни ив, ни ряби, вызванной течением. Видела лишь уходящую вдаль резаную рану в красноватой земле.
– Это вы спрашивали про Гидеона Стрэнджа?
Элизабет опять разыграла свою полицейскую карту и быстро получила всю имеющуюся информацию. «Все еще на операционном столе. Прогнозы делать пока рано».
– Спасибо, – поблагодарила она, после чего пересекла реку, даже ни разу не глянув вниз.
* * *
Ушло двадцать минут, чтобы добраться до заброшенной и всеми позабытой стороны бытия – семимильного отрезка дороги, который начинался пустыми витринами и заканчивался полуразвалившимися заводами и фабриками, разменявшими уже вторую сотню лет. Текстильная индустрия оказалась в полном забросе еще даже до начала кризиса, равно как предприятия по производству мебели и розливу безалкогольных напитков, а также крупная табачная фабрика. Теперь восточная часть города была вымощена лишь пустыми промышленными корпусами и разбитыми надеждами. Только поступив на службу в полицию, Элизабет начинала работать как раз в восточной части города, но теперь та стала еще хуже. С юга в город стали проникать банды из Атланты, с севера – из округа Колумбия. По автостраде национального значения начали гонять туда-сюда наркотики, и с ростом этой торговли масштабы всякой дряни, в которой погряз весь город и этот район в особенности, многократно увеличились. Немало насильственных преступлений совершалось как раз на этом семимильном отрезке, и множество бедных, но приличных людей оказались заперты здесь, словно в ловушке.
В том числе и Гидеон.
Свернув на узкую улочку, она осторожно пробиралась между обломками выброшенной мебели и древними автомобилями, пока мимо не проскользнул бледно-желтый дом, а улочка не стала еще круче проваливаться вниз. Чем глубже Элизабет спускалась в ложбину, тем больше сгущались тени. Автомобили становились все более побитыми и ржавыми; трава исчезла. К тому моменту, как она оказалась в самом низу, дорога полностью оказалась в тени – полоска асфальта, бегущая вдоль студеного ручейка, который белой струйкой взламывал серый камень и осколки потрескавшегося бетона. Гидеон не всегда жил в таком практически безлюдном месте, но после смерти жены Роберт Стрэндж начал крепко пить и в итоге свалился на самое дно. Хорошая работа превратилась в случайные приработки. Он запил еще сильнее, подсел на наркотики. Оставалось только гадать, как он вообще ухитрялся сохранить Гидеона, не лишиться родительских прав. Хотя что тут гадать… Социальные службы были и без того перегружены, а Элизабет слишком уж сильно любила мальчишку, чтобы окончательно разбить то, что еще осталось от его сердца. Всякий раз, когда она пыталась привлечь собес, Гидеон буквально умолял ее оставить его с отцом.
«Это ведь мой отец, – говорил он всякий раз. – Больше у меня никого не осталось».
