– Да ладно, ерунда.
– Что они с тобой сделали?
Он подхватил рубашку и кое-как натянул ее.
– Говорю же, ерунда.
Элизабет более внимательно пригляделась к его лицу и впервые обратила внимание, что выпирающие из-под кожи кости выстроены не так, как она помнила. В пустоте под левым глазом угнездилась тень. Нос тоже какой-то не совсем такой. Она бросила взгляд в начало коридора. У нее считаные секунды. Не больше.
– Они уже допрашивали тебя насчет церкви?
Эдриен уперся в дверь растопыренными ладонями, не поднимая головы.
– Я думал, тебя отстранили.
– Откуда ты об этом узнал?
– Фрэнсис сказал.
– А что еще он тебе сказал?
– Чтобы держался от тебя подальше. Держал рот на замке и не втягивал тебя в свои проблемы. – Эдриен поднял взгляд, и вдруг все эти годы словно ветром сдуло. – Как бы там ни было, я ее не убивал.
Он говорил про церковь, про новую жертву.
– А Джулию Стрэндж?
Впервые за все время Элизабет в принципе подвергла сомнению его невиновность, и момент затянулся – его челюсти напряглись, старые раны открылись.
– Я ведь уже отсидел, разве не так?
Его взгляд в тот момент был ясным и злым. Все тот же Эдриен. Ничего из этой кажущейся слабости.
– Тебе надо было выступить на суде, – сказала она. – Надо было ответить на этот вопрос.
– На этот вопрос…
– Да.
– А мне нужно отвечать на него сейчас?
Слова прозвучали ровно, но взгляд был столь пронзительным, что в затылке у Элизабет застучало. Он знал, чего она хочет. Конечно же, знал. Каждый день на его процессе она ждала ответа на этот вопрос. Будет какое-то объяснение, думала она. Все обретет смысл.
Но он так и не поднялся на свидетельскую трибуну.
Вопрос остался без ответа.
– Все же свелось к одному, так? – Эдриен внимательно посмотрел на нее. – К моей расцарапанной шее. К моей коже у нее под ногтями…
– Невиновный человек обязательно это объяснил бы.
– Тогда все было очень неоднозначно.
– Так объясни сейчас.
– Ты мне поможешь, если объясню?
Вот оно, подумала она. Зэковские штучки, от которых ее предостерегал Бекетт. Манипуляция. Закос под невинную овечку.
– Так почему твоя кожа оказалась под ногтями Джулии Стрэндж?
Он отвернулся, стиснув зубы.
– Говори, иначе я ухожу.
– Это угроза?
– Это условие.
Эдриен вздохнул и покачал головой. Заговорив, он уже знал, как это прозвучит.
– Я спал с ней.
Пауза. Веки медленно опустились и опять поднялись.
– У тебя была интрижка с Джулией Стрэндж?
– У нас с Кэтрин все не ладилось…
– Кэтрин была беременна.
– Я не знал, что она беременна. Только потом выяснилось.
– Господи…
– Я не пытаюсь ничего оправдать, Лиз. Просто хочу, чтобы ты поняла. Брак не сложился. Я не любил Кэтрин, а она не особо любила меня. Ребенок был последней отчаянной попыткой, наверное. Я даже не знал, что Кэтрин беременна, пока она его не потеряла.
Элизабет сделала шажок назад – и тут же подалась обратно. Детальки головоломки были уродливы. Она не хотела, чтобы они подходили друг к другу.
– Почему ты не дал показания относительно ваших отношений? Тебя утопил анализ ДНК. Если имелось какое-то объяснение, ты должен был его дать.
– Не мог из-за Кэтрин.
– Чепуха!
– Не мог обидеть ее. Унизить ее. – Он опять покачал головой. – Только не после того, что я ей уже сделал.
– Тебе надо было дать показания.
– Сейчас-то легко говорить, но ради чего? Подумай об этом.
Эдриен выглядел до последнего дюйма сломленным, лицо в шрамах, глаза – темные пятна.
– Никто не знал правды, кроме Джулии, а она была уже мертва. Кто бы мне поверил, если б я построил защиту на супружеской измене? Ты ведь навидалась судебных процессов не меньше меня – попавшие в отчаянное положение люди врут, изворачиваются и готовы продать душу даже за малейший шанс смягчить приговор. Такие мои показания выглядели бы, как цепочка своекорыстной расчетливой лжи. И что я скорее всего мог с этого поиметь? Явно не сочувствие, не чувство собственного достоинства или повод для обоснованных сомнений! Я открылся бы на перекрестном допросе и под конец выглядел бы даже еще более виновным… Нет, я много над этим думал и не раз пытался заглянуть в будущее. Я бы просто унизил Кэтрин и ничего с этого не поимел бы. Джулия была мертва. Если б я вытащил на свет наши с ней отношения, это мне только повредило бы.
– И никто не видел вас вместе?
– В этом смысле – нет. Никто.
– Никаких писем? Сообщений на автоответчике?
– Мы были очень осторожны. Я не смог бы доказать, что у нас была связь, даже если б хотел.
Элизабет вцепилась в края окошка.
– Всё одно к одному…
– Есть еще кое-что, – добавил он. – И это тебе не понравится.
– Рассказывай.
– Кто-то подбросил улики.
– Да ради бога, Эдриен…
– Мои «пальчики» в ее доме, ДНК – все это вполне объяснимо. Я это понимаю. Я там регулярно бывал. У нас с ней был интим. Но пивная банка возле церкви ну никак сюда не вписывается! Я никогда и близко не подходил к той церкви. И уж тем более не пил там пиво.
– И кто же, по-твоему, мог ее подбросить?
– Тот, кто хотел засадить меня в тюрьму.
– Конечно, прости, Эдриен, но…
– Не говори этого.
– Не говори что? Что ты ведешь себя как любой зэк, каких я до сих пор встречала? «Я не делал этого! Кто-то меня подставил!»
Элизабет отступила на шаг, едва скрывая разочарование. Эдриен это заметил, и на его лице впервые промелькнуло нечто похожее на отчаяние.
– Мне нельзя опять в тюрьму, Лиз. Ты не представляешь, чего это мне стоило. Просто не можешь представить. Пожалуйста. Я прошу твоей помощи.
Элизабет изучила его серое лицо и темные глаза, не уверенная, что станет помогать. Она изменила из-за него всю свою жизнь, и все же он был просто человек, причем серьезно, если не фатально, испорченный. Что это для нее значит? Ее выбор?
– Я подумаю, – произнесла Элизабет и без лишних слов направилась к выходу.
* * *
На то, чтобы выйти из здания, ушло всего две минуты. Рэндольф, держась почти вплотную, быстро провел ее сначала по одному коридору, потом по другому. Добравшись до той же низенькой двери на той же боковой улочке, вывел ее на тротуар, и дверь, клацнув замком, захлопнулась у них за спиной. Небо на западе разгоралось красным, жаркий ветер лизал бетон. Рэндольф вытряхнул из пачки две сигареты и сунул одну Элизабет.
