И это еще самый лучший вариант развития событий.
В худшем, Ченнинг все выложит. А значит, сейчас важно время, причем не то, что измеряется днями. Сейчас все решают в лучшем случае часы, подумала она. Если вообще не минуты.
«Будет ли девушка в принципе бороться?»
Охвативший было Элизабет паралич с треском сломался, словно стеклянный прут. Она завела машину и, не успев еще доехать до первого перекрестка, уже общалась по телефону с отцом Ченнинг. Он, может, и способен сдвинуть горы и повернуть реки вспять, но адвокаты у него в Шарлотте. Понадобится время. Так что в итоге она направилась в единственное место, куда был смысл ехать, – за город, за реку. Разросшиеся декоративные кусты изрядно поободрали краску с несущейся напролом машины, но старого адвоката она нашла сидящем в том же самом кресле на том же самом крыльце. Он рассыпался было в любезностях, но Элизабет заставила его замолчать, не успел он еще подняться с кресла.
– Нет времени, Фэрклот! Просто послушайте, пожалуйста!
Начала она слишком торопливо, слишком сбивчиво.
– Остынь, Лиз. Переведи дух. Что бы там ни приключилось, мы с этим управимся. Присядь. Давай с самого начала.
– Только все это строго конфиденциально.
– Нет проблем. Можешь рассматривать меня как своего адвоката.
– У вас же нет лицензии.
– Тогда просто как друга. – Элизабет нерешительно замешкалась, но он тут же продолжил, не спеша и тщательно подбирая слова, чтобы до нее как следует дошло. – Все, что ты мне скажешь, уйдет в могилу вместе со мной, если только твои инструкции не будут иными. Тебе не удастся меня чем-то шокировать или принудить к каким-то действиям, помимо союзнических.
– Я не одна рискую.
– Ты просто не поверишь, какие секреты я до сих пор храню, моя дорогая, после полусотни-то лет в коллегии… В чем бы ни была твоя проблема, ты пришла по нужному адресу.
– Ну хорошо. – Сделав глубокий вдох, Элизабет сосредоточилась на его руках, на университетском перстне, морщинистой пергаментной коже. Слушал он очень внимательно, и постепенно она выложила ему абсолютно все, не сводя глаз с его скрюченных пальцев. Ее слова словно поднимались из какого-то сумрачного, очень далекого места. Начала она с повестки, выписанной на имя Ченнинг, и судебного решения о привлечении к уголовной ответственности на собственное имя, а потом перешла к ужасной правде относительно того, что на самом деле произошло в подвале на Пенелоуп-стрит. Это было больно – словно выставили голой на мороз, – но времени для стыда или жалости к себе уже не оставалось. Она рассказала ему все от и до и продемонстрировала собственные запястья, чтобы показать, что все это и в самом деле реальность. Он перебил ее, только когда прошептал:
– Бедное ты мое дитя…
Но даже тогда Элизабет не смогла посмотреть ему прямо в лицо. По-прежнему не давал стыд, словно ее не только раздели догола, но и прибили гвоздями к доске.
– Я не знаю, что она скажет, Фэрклот, – представляю лишь, что произойдет, если она выложит всю правду!
– И ты хочешь поставить ее интересы выше собственных.
– Да.
– Ты в этом уверена? Если она подвергла тех людей пыткам…
– Это на мне. Это мое решение.
– А можно спросить почему?
– А это важно?
– Нет, если понимаешь последствия того, что ты просишь меня сделать. К уголовной ответственности привлекли тебя, а не ее. Ты рискуешь попасть в тюрьму…
– Я никогда не попаду в тюрьму. Я раньше сбегу.
– Как твой друг и адвокат, я чувствую необходимость напомнить тебе, что такие планы крайне редко заканчиваются успехом.
– Просто не дайте ей говорить, Фэрклот. Я вполне переживу то, что наступит потом.
– Ну хорошо. Будем делать все последовательно. – Он похлопал ее по руке. – Ты правильно пришла сюда, Лиз. Спасибо тебе за это, за доверие.
– Что мы можем сделать для Ченнинг?
– Для начала – не паниковать. Даже если она во всем признается, мы можем оспорить неоправданность стрельбы. Она – ребенок и получила очень серьезную травму. Обвинение отнюдь не предрешено. Пока что не стоит даже это обсуждать.
– Восемнадцать пуль. Вы читали газеты. И умеете читать между строк.
Он кивнул, поскольку это было так. После Балтимора и Фергюсона
[33] многое изменилось. Везде теперь виделся расовый подтекст; за всем внимательно наблюдали. Это делало смерти Брендона и Титуса Монро не только публичным, но и политическим делом, особенно в свете предполагаемых пыток и мести. Если генеральному прокурору придется поменять одну цель на другую, то для него это не проблема. Что коп, что богатенькая девчонка – на данный момент это не играет особой роли. Фигня война, главное маневры – государственной машине нужно мясо.
– Даже если ее оправдают, – произнесла Элизабет, – то вы сами знаете, что суд способен сделать с такой молодой девчонкой. Она никогда уже не оправится.
– Дай-ка мне доллар! – Старый адвокат протянул руку.
– Что?
– А лучше два.
– Есть двадцатка.
– Просто замечательно. – Он взял купюру. – Десять долларов аванса за тебя, и еще десять за нее. На случай, если кто-нибудь спросит. У тебя есть мобильник?
– Конечно…
– Давай сюда. – Элизабет протянула телефон. Он вытащил аккумулятор и сим-карту, а потом вручил все обратно и улыбнулся, чтобы снять напряжение. – Да уж, аховые из копов беглецы! Такой уж менталитет.
– Господи!
Она уставилась на разобранный аппарат. Плакса тем временем развил бурную деятельность.
– Раздобудь одноразовый мобильник, как только сможешь. Позвони мне, чтобы скинуть номер. – Он уже влезал в изрядно помятый пиджак. Остальная часть его была упакована в линялые джинсы и палубные яхтенные туфли без носков. – Вначале разберусь с девчонкой, а потом поговорим про твое судебное решение. Ее папаша – Эльзас Шоур?
– А вы его знаете?
– Знаю его адвокатов. Они могут все усложнить, но это неважно, пока они будут удерживать ее от откровений. Посмотрим на месте, когда я туда доберусь. Твои друзья со службы станут помогать полиции штата тебя искать?
– Бекетт на моей стороне. Дайер тоже, надеюсь. Все остальные – болото.
– Тогда тебе надо уматывать, и побыстрее. Тебе есть куда податься? Какое-нибудь безопасное место? Может, дружок в другом городе? Какие-нибудь родственники?
