– Похоже, мне опять придется заниматься починкой одежды. Ведь ваше зеленое платье… – начала было я.
– Ах, да, извини. Я споткнулась в оранжерее, и оно зацепилось за гвоздь.
Леди Хардкасл перепробовала немало увлечений и интересов, но у нее оставалась и неизменная страсть – создание «живых картинок», а точнее, «анимированных историй». Этим она занималась в кинематографической студии, которую обустроила в бывшей оранжерее.
– Если бы вы просто разрешили мне навести там порядок…
– У меня есть система, моя дорогая, – перебила меня она. – Каждая вещь должна иметь свое место, и все должно находиться на своих местах.
– Вы говорите это постоянно, но, похоже, «свое место» у вас только одно – пол.
– Платье я порвала всего чуть-чуть, – сказала она, – так что починка не займет у тебя много времени. А что ты будешь делать потом?
– После этого мне предстоит передышка, одна из тех, которые столь редко выпадают в моих беспрерывных трудах. Поскольку рабочий день Эдны и мисс Джонс по-прежнему длится дольше моего, я подумала, что могла бы почитать.
– А мисс Джонс уже решила, что она приготовит на обед?
– Думаю, нет. А чего бы хотелось вам? Уверена, что ее можно уговорить приготовить все, что вам будет угодно.
– Почему бы нам не облегчить ей жизнь и не пообедать в «Псе и утке»?
– Как пожелаете, – ответила я. – Хотя я совсем не уверена, что сэндвич Старины Джо может сравниться даже с наименее изысканными обеденными творениями мисс Джонс.
– У него могут найтись и пироги с мясом. А их он берет у Холмана.
– Ах, да. К тому же это даст мне возможность поболтать с Дейзи. Хорошо, вы меня уговорили. Стало быть, встретимся в полдень у подножия лестницы?
– Да, увидимся там.
* * *
Как я и обещала, ровно в полдень я в пальто и шляпе ждала в холле. Вернее, полдень показывали имеющиеся здесь часы, в точности хода которых я с некоторых пор начала сомневаться. Помимо обыкновения по своему выбору то спешить, то отставать, они к тому же повадились отбивать четверти часа в самое разное время, близкое к четверти часа, однако никогда не ровно в надлежащее время.
Само собой, леди Хардкасл опаздывала даже с учетом скидки на выходки становящихся все более и более чудаковатыми часов. Взяв со стоящего в холле стола сегодняшнюю почту, я, чтобы скоротать время, начала перебирать ее.
Я сразу же узнала почерк и почтовые штемпели на письмах постоянных двух корреспонденток леди Хардкасл. Одна из них была женой дипломата, с которой моя хозяйка познакомилась в девяностых годах и с которой поддерживала оживленную переписку, касающуюся таких разноплановых тем, как вышивка, вязание, живопись, радиоаппаратура, химия и «специальная теория относительности» доктора Эйнштейна. Второй корреспонденткой была прославленная пианистка, страстно влюбленная в современную музыку… а также в садоводство. Я была уверена, что леди Хардкасл будет рада получить оба эти письма.
Среди почты имелось также два счета – один из них пришел от нашего виноторговца, и в нем наверняка значилась умопомрачительно высокая сумма.
Особенно интригующим мне показалось третье письмо. Его конверт был изготовлен из плотной и, несомненно, дорогой бумаги и надписан женским почерком, изящным, хотя и не совсем устоявшимся, как будто отправительница была весьма и весьма молода. Судя по штемпелю, письмо было отправлено из Бристоля. Я положила его на самый верх стопки, чтобы леди Хардкасл увидела его первым и, возможно, сразу же удовлетворила мое любопытство.
Опоздав всего на десять минут, она наконец ворвалась в холл через дверь кухни.
– Прости, что опоздала, дорогая, – сказала она. – Я так увлеклась – на меня словно что-то нашло.
– Скорее, не нашло, а наехало, – заметила я. – Чем это вы так перепачкались, черт возьми?
– В основном отбеливающей глиной. Хотя, полагаю, вот это, возможно, осталось от кофе. – Она ткнула в пятно на своем плече. – Хорошо, что я надела рабочий халат, а?
– Да, хорошо.
– Дай мне десять минут на то, чтобы сполоснуть лицо и переодеться в чистое платье, и я буду готова.
– Договорились, миледи.
Она заметила маленькую стопку корреспонденции на столе. – О-о, почта. Начиная с Рождества ее приносят все позже и позже. Для меня что-нибудь есть?
Я нахмурилась.
– Тут все для вас. Как всегда.
– Хорошо. Давай ее сюда. Я быстро просмотрю перед тем, как подняться к себе.
Она перебрала почту и, к моему удовольствию, была так же заинтригована верхним письмом, как и я сама.
– Хм-м, – протянула она. – Интересно, от кого оно может быть?
Достав из кармана рабочего халата перочинный ножик, она разрезала конверт и, читая письмо, пошла по лестнице наверх.
– Не беспокойтесь, – сказала я. – Я подожду вас здесь.
– Договорились, дорогая, – ответила она, по-прежнему читая письмо. – Я быстро.
Надо отдать ей должное, она и в самом деле спустилась быстро и, возвратившись в холл в платье, застегнутом не на те пуговицы, и с волосами, выглядящими так, будто прическу ей делала маленькая девочка, читала письмо во второй раз.
– Вид у вас просто прелестный, – заметила я.
– Сегодня все идет не так, как надо, – посетовала она. – Если ты поможешь мне со всем этим разобраться, я буду у тебя в вечном долгу.
Я принялась перезастегивать пуговицы ее платья и приводить в порядок ее прическу.
– Что в этом письме так выбило вас из колеи? – спросила я.
– Нас просят спасти человеческую жизнь, – ответила она.
– Силы небесные. Чью?
– Той женщины, о которой написано в газете.
– Суфражетки, которая подожгла магазин?
– Если можно верить даме, написавшей мне это письмо, эта суфражетка вовсе не поджигала магазин. И моя корреспондентка приводит два убедительных довода, почему она не могла это сделать.
– А вы уверены, что это письмо пришло не от какой-то очередной бестолочи, которая прочитала о вас в газете и решила, что у вас есть мистические способности?
– Может быть, она и бестолочь, этого я не знаю, но она знакома с Симеоном, так что думаю, она не питает иллюзий насчет моих способностей, как мистических, так и каких-то там еще. Он бы мигом объяснил ей, что к чему.
Доктор Симеон Гослинг был старым другом леди Хардкасл и сейчас работал в полиции Бристоля как судебно-медицинский эксперт.
– Какие же убедительные доводы она привела? Почему она так уверена, что эта суфражетка не делала того, в чем ее обвиняют?
– Автора этого письма зовут Джорджина, леди Бикл, и она пишет, что и сама является членом Женского социально-политического союза. Она лично ручается за арестованную Лиззи Уоррел и уверяет, что эта организация не только не занимается поджогами, но на период проведения кампании по выборам в парламент вообще наложила мораторий на все виды активных действий.
