– Какая прелесть, – сказала леди Хардкасл. – Я тоже немного балуюсь живописью – как и многие, не так ли? – но меня всегда интересовало творчество тех, у кого имеется истинный талант. Вы должны пообещать, что покажете мне свои работы, когда все это разрешится.
Мисс Уоррел заставила себя улыбнуться.
Раздался громкий стук в дверь, и надзирательница крикнула:
– Эй, вы там, еще две минуты – и все. Тут вам не светский салон.
– Надо спешить, – быстро проговорила леди Бикл. – Лиззи, тебе что-то нужно?
Мисс Уоррел покачала головой.
– Если тебе придет на ум что-то такое, что могло бы нам помочь, – что бы это ни было – ты должна непременно дать нам знать. Не утаивая ничего, ладно?
Мисс Уоррел грустно посмотрела на нее и молча кивнула.
– И пожалуйста, начинай есть, – сказала леди Бикл. – Мы можем снабдить тебя едой, хотя не обещаю, что в пироге будет напильник.
Дверь отворилась, и на пороге появилась кислолицая надзирательница.
– Время вышло, – изрекла она. – Если вы… дамы, последуете за мной, я провожу вас обратно в приемную. – Произнося слово «дамы», она многозначительно уставилась на меня, но я не доставила ей удовольствия, отреагировав на этот взгляд. – Уоррел, – продолжила она, – а ну, приберись в камере и приготовься выйти во двор, чтобы промяться.
Пока мы следовали за грузной цербершей в приемную тюрьмы, я предавалась мечтаниям о том, как на лестнице поставлю ей подножку.
* * *
В приемной, когда мы готовились отметиться в книге посещений, ответственный за регистрацию посетителей мужчина-тюремщик, такой же кислолицый, как и его коллега-надзирательница женского крыла, сунул руку в ящик своего письменного стола и извлек оттуда сложенный листок бумаги.
– Леди Хардкасл – это кто-то из вас? – вопросил он.
– Да, это я, – ответила моя хозяйка.
– Тут вам не почта, а я вам не почтарь, миледи или как вас там, – проворчал он, подняв листок.
– Я знаю, – откликнулась она.
– Тогда, может, вы скажете тем, кто вам пишет, чтобы не посылали сюда всякие писульки? – Он протянул ей листок, оказавшийся телеграммой.
– Благодарю вас, – сказала она. – Вы очень добры. Я передам ваши слова.
– Во-во, – буркнул он. – Дверь вон там. – И снова уткнулся в свои бумаги. Интересно, подумала я, есть ли в системе правопорядка такие работники приемных, которым все-таки нравится общаться с населением.
Когда мы отошли от тюрьмы на безопасное расстояние и оказались под серым, дышащим холодом февральским небом, леди Хардкасл развернула телеграмму.
– Бла-бла-бла, то да се, трам-пам-пам, – пробубнила она, читая.
– Что, опять шифр с кодом?
– Да нет же, это от Дины Коудл, – сказала она. – Я говорила ей, что сегодня утром мы будем тут. Она пишет, что, если к половине двенадцатого мы прибудем в контору фирмы «Черн, Уайтинг, Хинкли и Паффет» на Корн-стрит, то сможем присоединиться к ней, когда она будет брать интервью у мистера Хинкли.
– А зачем ей брать у него интервью? – удивилась я.
– Если дело не в том, что она, впав в заблуждение, решила, что мы с тобой питаем особую привязанность к Корн-стрит, то полагаю, фамилию Хинкли ей подсказал блокнот.
– Судя по названию фирмы, похоже, Хинкли входит в число ее старших партнеров, – заметила я. – Как раз такими, как он, и интересовался Брукфилд.
– По-моему, он подвизается в сфере коммерческой недвижимости, – сообщила леди Бикл. – Уверена, что его имя упоминал Бен. Он покупает землю, застраивает ее и продает с большим барышом.
– Как раз к таким барышам Брукфилд и питал интерес, – заметила я.
– Несомненно. Джорджи, дорогая, простите мне мою неучтивость, но я вынуждена вас покинуть. Если мы хотим прибыть к половине двенадцатого на Корн-стрит и выглядеть при этом прилично, то нам нужно спешить уже сейчас.
– Конечно, я все понимаю. Поезжайте. Но дайте мне посмотреть, как вы заводите этот ваш чудный маленький автомотор. Я нынче же вечером поговорю с Беном о приобретении подобного малыша.
После того, как мы надели кашне и защитные очки, я дала леди Бикл краткий урок в запуске мотора нашего «ровера». Она махала нам вслед, пока мы отъезжали, направляясь в сторону Глостер-роуд и далее на Корн-стрит, где нам предстояла встреча.
* * *
– Ради всего святого, не применяйте свою хорошую толстую палку и не пытайтесь разворошить это осиное гнездо – сказала Дина Коудл, когда мы вошли в облицованное камнем конторское здание. – Хинкли куда умнее и хитрее, чем Крейн, и всполошить его нелегко. К тому же – и это я хочу подчеркнуть особо – мне действительно жизненно важно не дать ему повода захлопнуть передо мной дверь раз и навсегда. Брукфилд что-то пронюхал об этом малом, и, если за поджогом стоит не он, у меня появится шанс прошерстить его позже, опубликовав то, что я найду в блокноте. И наилучших результатов я смогу добиться только в том случае, если сделаю так, чтобы он продолжал говорить со мной до того самого момента, когда газета с моей разоблачительной статьей окажется у людей на столах, когда они сядут за завтрак.
– Договорились, – согласилась леди Хардкасл. – Я буду тиха как мышь.
– Вы можете снова стать леди Саммерфорд.
– Тогда я снова буду зваться Нелли Мейби, – вставила я.
Она молча посмотрела на меня и покачала головой.
Личный секретарь мистера Хинкли был затюканного вида мужчина чуть за тридцать, в очках с толстыми линзами. Усы у него были такие же обтерханные, как и рукава его пиджака, а на его пальцах красовались такие же чернильные пятна, как и на манжетах рубашки. Он оторвал взгляд от бумаг и медленно заморгал. При этом он ничего не сказал, не улыбнулся и даже не поздоровался.
– Доброе утро, – сказала мисс Коудл. – Я мисс Коудл из «Бристольских известий». В полдень у меня назначена встреча с мистером Хинкли. – Она взглянула на часы на стене, стрелки которых как раз в этот момент показали полдень.
– Я доложу ему, что вы здесь. – При этом секретарь даже не сделал попытки встать. – Могу ли я спросить, кто эти дамы?
– Это леди Саммерфорд и мисс Мейби. Они мои коллеги из газеты.
– Хорошо, – проговорил он и медленно оторвал себя от стула. Идя скованно и чуть заметно прихрамывая, он направился к распашным дверям, которые, как я поняла, вели в берлогу его хозяина. И подобно лакею отворил двери ровно настолько, чтобы протиснуть в щель свое долговязое тело, после чего затворил их опять.
Мы стали ждать.
Через минуту секретарь появился снова и поманил нас к себе.
– Мистер Хинкли готов вас принять, – изрек он и распахнул обе двери.
Мистер Редверс Хинкли стоял за письменным столом, настолько большим, что на нем могла бы выспаться семья из четырех человек. За свою жизнь я перевидала не один десяток таких Хинкли. Крупных мужчин в дорогих костюмах, сияющих добродушными улыбками, готовых радушно принять тебя и столь же готовых воткнуть тебе нож в спину – фигурально, а в одном неприятном случае и буквально – если ты стояла между ними и тем, что они хотели заполучить.
