Машинистка перестала печатать на своей печатной машинке и впервые удостоила нас взглядом.
– За каким чертом мне могло бы приспичить идти ему докладывать? – с неподдельным недоумением вопросила она.
Мисс Коудл задумалась над ответом на сей удивительный вопрос. И, немного помолчав, ответила:
– Вообще-то я понятия не имею, зачем вам может приспичить идти докладывать. Я полагала, что это входит в ваши обязанности.
– В этом вы не одиноки, – ответствовала машинистка. – Чего тут только не полагают – что я стану готовить чай, вести ежедневники, вводить в кабинеты посетителей. Только дудки, как бы не так. Не видать им этого, как своих ушей. И вам тоже. Мне платят, чтобы стучать на машинке. Вот я и стучу.
– С этим не поспоришь, – согласилась мисс Коудл. – Но не могли бы вы хотя бы сказать нам, какой из этих кабинетов принадлежит ему?
Но машинистка уже снова начал печатать.
– Все фамилии на дверях, – отрезала она, даже не подняв глаз.
Мы разделились и разошлись к крайним дверям. Имена депутатов были напечатаны на карточках размером два дюйма на один дюйм, вставленных в латунные держатели, приделанные к косякам. На одной из ближайших дверей я обнаружила карточку с надписью: «Мистер Н. Морфилд» и кашлянула, чтобы привлечь внимание мисс Коудл. И поманила ее к себе.
Она постучала и, не дожидаясь ответа, вошла в кабинет.
– Ради всего святого, Элси, – сказал мужчина в дорогом костюме, который сидел за колченогим столом и тоже не поднял глаз. – Сколько раз мне вам повторять, чтобы вы ждали, когда я приглашу вас войти? Какой смысл стучать в дверь, если вы все равно претесь внутрь? О, простите, я думал, что это моя помощница. – Наконец-то он нас заметил.
– Доброе утро, мистер Морфилд, – сказала мисс Коудл. – Я Дина Коудл из «Бристольских известий». Я говорила с вами по телефону.
Он встал, оказавшись почти чересчур высоким.
– Да, говорили, говорили.
Он сделал нам знак сесть на рахитичные деревянные стулья.
– Это мисс Мейби, – представила меня мисс Коудл. – Она работает со мной.
– Здравствуйте, – сказала я.
Тесный кабинет имел невероятно обшарпанный вид. Стены здесь были выкрашены в блеклый зеленый цвет, и краска на них была сплошь исцарапана и отбита там, где о них терлась и ударялась мебель. Сама мебель изначально выглядела довольно неплохо – нет, ничего шикарного, всего лишь простая, скромная, износостойкая мебель для представителей народа. Но, к сожалению, многие годы наплевательского отношения со стороны этих самых представителей народа оставили на предметах обстановки глубокие следы. Элегантно здесь выглядел только сам мистер Морфилд, чей недельный счет за услуги цирюльника наверняка достигал такой суммы, что ее хватило бы на то, чтобы обставить в этом убогом стиле с полдюжины таких кабинетов.
– Итак, что я могу сделать для вас, мисс Коудл? – спросил он. – Кажется, вы сказали, что пишете статью о предстоящем зимнем бале, который устраивает Торговая палата.
– Совершенно верно, – ответила мисс Коудл. – Я знаю, что это будет благотворительный бал, и думаю, наши читатели хотели бы знать побольше о бескорыстных людях, которые столько работают, чтобы собрать так много денег на филантропические цели.
– Так оно и есть, – подтвердил он. – Я знаю, люди смотрят на коммерсантов и политиков с некоторым недоверием – это относится даже к скромным местным политикам вроде меня, но нам действительно очень дорог город, в котором мы работаем и живем. Мы, знаете ли, любим отдавать. Помогать тем, кому повезло меньше, чем нам.
Так началось одно из самых самовозвеличивающих интервью в истории газет. Мисс Коудл играла свою роль хорошо, позволяя этому напыщенному шуту гороховому, любующемуся собой, в самой что ни на есть покровительственной манере разглагольствовать о том, какой он славный парень, пока я делала вид, будто записываю его слова. Закончив восхвалять свои собственные добродетели, он перешел к добродетелям своих дорогих, дорогих друзей.
Мое внимание начало отвлекаться, пока он не сказал:
– … добрый старый Редверс Хинкли. Вы его знаете? Его фирма собирается преобразить Томас-стрит, застроив ее новыми зданиями. Он тоже будет на этом балу, во всяком случае, я на это надеюсь. Мы с ним не виделись уже недели две… – Он замолчал и заглянул в свой настольный ежедневник. – Боже мой. Двадцать пятого числа прошлого месяца. Надо же. В его кабинете. Вы могли бы отразить это в своей статье. Мы просидели в его кабинете за полночь. Готов поспорить, широкой публике невдомек, как много нам приходится работать.
И опять понеслось. Он еще добрых десять минут долго и нудно распинался о том, какой он замечательный. Когда он наконец выдохся, мисс Коудл рассыпалась в благодарностях за то, что он уделил нам время, и мы распрощались. Мы бодро попрощались также и с Элси, после чего двинулись к двери. Она опять не соизволила даже поднять глаз.
Выходя из здания, мы болтали о том о сем, но, когда снова оказались в «ровере» и поехали по узким улочкам этой части города, самой старой, мисс Коудл взяла быка за рога.
– Он отлично знал, что у нас на уме, – сказала она.
– Похоже на то, – согласилась я. – В мире разведки он бы не выжил. Эта его пантомима с ежедневником была такой очевидной. Он обеспечил алиби Хинкли и себе самому на ночь пожара, даже не дожидаясь, когда мы зададим ему этот вопрос.
– Да. Нам надо будет сказать остальным, что нас раскрыли.
* * *
К тому времени, когда мы вернулись магазин, он же штаб ЖСПС, леди Хардкасл и леди Бикл уже ушли. За прилавком стояла Марисоль Рохас.
– О, мисс Армстронг, мисс Коудл, – сказала она. – Как приятно видеть вас снова. Как продвигаются ваши… ваши расспросы? Есть ли успехи?
– Кое-какие, – ответила я, почему-то не желая распространяться.
– Это хорошо, – сказала она. – Джорджи ушла к себе домой вместе с леди Хардкасл. Она сказала, чтобы вы все шли в ее дом. Она готовит обед.
– Леди Бикл готовит обед? – Мисс Коудл была несколько позабавлена. – Хотела бы я посмотреть на это.
– Я что, сказала что-то неправильно? – спросила Марисоль.
– Нет, – ответила я и, укоряюще подняв брови, посмотрела на мисс Коудл. – Вовсе нет. Не обращайте внимания на мисс Коудл.
– А Битти пошла с ними? – поинтересовалась мисс Коудл.
– Нет, – отвечала Марисоль. – Она наверху, подчищает бухгалтерию.
Мисс Коудл рассмеялась.
– Может, поправляет?
– Да, мне казалось, что говорить нужно именно так, но она всегда говорит: «Пойду подчищу бухгалтерию». Это что, тоже шутка?
– Боюсь, что да. Можно поправить учет, если вкралась ошибка, но подчищать его, заметая следы, – это мошенничество.
– Но когда что-то недостаточно хорошо, можно же его «подчистить», чтобы сделать лучше – безо всякого мошенничества?
