Перед нами был обшарпанный и убогий городской паб, похожий на десятки тех, в которых мне приходилось бывать прежде. Усыпанный опилками пол был исцарапан тысячью сапожных гвоздей, а некогда белый потолок побурел от дыма тысячи курительных трубок. Мужчины, сидящие за столами, медленно потягивая напитки, были грубы и помяты. Сопровождающие некоторых из них женщины выглядели еще грубее, но их помятость компенсировалась брюзглой полнотой.
Войдя, мы не привлекли к себе слишком уж явного внимания, но я заметила, что несколько человек все же осторожно устремили на нас подозрительные взгляды. Мы были здесь чужаками, но они, похоже, сочли нас за безвредных чужаков, и настороженные взгляды скользнули обратно, на игры, в которые они играли, и тех, с кем они вели разговоры.
Инспектор легко ткнул меня локтем.
– Вон он, Хорек, – тихо сообщил он, кивком указав на стол в глубине зала. Я узнала того малого, которого мы видели с инспектором в кофейне Крейна в Клифтоне. Он играл в домино с пожилым мужчиной и уже заметил нас двоих.
Когда мы подошли, он сказал:
– Давай, Берни, уматывай. Мне тут нужно утрясти одно дельце. – Он был не местный, – судя по акценту, он явился сюда откуда-то из лондонского Ист-Энда.
Старик, с которым он играл, погладил свою окладистую седую бороду, но не сделал ни малейшей попытки уйти.
– Не переживай, старый, – успокоил его Хорек. – Я не стану пялить зенки на твои костяшки – за ними доглядит Эдди, верно, Эдди?
Инспектор кивнул и согласно крякнул.
– Ничего лучше тебе все равно не обломится, старый, – сказал Хорек, и старик нехотя удалился, унеся с собой свой ром.
– Садись, Эдди, – пригласил Хорек. – И твоя зазноба тоже. Покуда я вроде не имел счастья свести с вами знакомство, а?
– Это Нелли, – представил меня инспектор. – Нелли, это Джесси Уивер.
– Но мои кореша кличут меня Хорьком, – добавил он, протянув мне руку.
– Очень рада, – произнесла я, усилив валлийский акцент.
– О, валлийка, – сказал Хорек. – Тут у нас много вашего брата.
– Тут у вас больше возможностей для работы, – отвечала я.
– Для работы лежа? – плотоядно ухмыльнулся он.
Я подалась вперед, поближе к нему, и тихо проговорила:
– Не хочу, чтобы наше знакомство не задалось с самого начала, милок, раз уж ты дружок Эдди и все такое, но еще один такой грязный намек, и тебе понадобится ну о-очень искусный хирург, поскольку только такой сумеет извлечь костяшки домино оттуда, куда я вгоню их тебе. Тебе ясно?
Он разразился резким кудахчущим смехом.
– А она у тебя бедовая, старик.
– О, ты еще не знаешь и половины, – сказал инспектор. – Будь с ней любезен, Хорек, или ты у нее в два счета заорешь благим матом.
Хорек осклабился и кивнул.
– Давай я куплю тебе еще выпивку, – предложил инспектор. – Что ты пьешь?
– Ихнее «выдержанное пиво», – отвечал Хорек. – Как говорится, в каждой избушке свои погремушки.
– А мне бренди, как всегда, – сказала я.
– Эге, да она не только горячая штучка, но у нее к тому же есть шик, – похвалил меня Хорек. – Почему мне не попадаются такие шикарные девчонки?
– Почем знать? – вопросила я. – Ведь с виду ты такой чудный парень.
Он опять разразился смехом.
Более мы не сказали друг другу ни слова, пока не вернулся инспектор, неся наши напитки.
– Что, знакомитесь? – спросил он, нахмурив брови и поставив стаканы на стол.
– Да, ладим просто чудно, верно, дорогуша? – сказал Хорек.
Я вскинула бровь.
Инспектор сел. И положил на стол несколько шиллингов, как будто это была сдача, которую ему дали на стойке. Говоря, он вертел монеты в руках.
– Итак, что у тебя для меня есть, Хорек? – спокойно спросил он.
– А что, вам надо поспешать?
– Люди только и делают, что задают мне этот вопрос. Полагаю, что мне надо ответить «да». Ведь у меня всегда могут найтись занятия получше, чем бегать за тобой, Хорек. А ты знаешь, как я не люблю зря тратить время. Так что, да, я спешу.
– Хорошо, хорошо, не лезьте в бутылку. Я просто валял дурака. Я ж никогда не давал вам ложных наводок, что, скажете, не так? Я не зря трачу ваше время. Старина Хорек всегда держит слово.
– Рано или поздно. – Инспектор постучал монетой по столу, покрытому пятнами от пива.
– Ладно, ладно. – Хорек всплеснул руками. – Я тут слыхал, что вы хочете разнюхать насчет тутошнего пожара. И еще слыхал, что вроде как насыпали соли на хвост кой-кому в Брайдуэлле, тем, значит, кто считает, что дело у них уже в шляпе.
– Ну и как, они правы?
– Насчет той суфражетки? Сдается мне, что да.
– Почему?
– Я ее тут видал о ту пору. Темное пальто, здоровущая шляпа. Она сидела вон там, в углу, куда свет не достает. Но я все ж увидал, что на ней белое платье и белые ботинки, как у них у всех. Смекаете?
– Смекаю, – подтвердил инспектор.
– И у нее была такая здоровая сумка. Прям как матросский вещмешок. И вот, значит, где-то в четверть двенадцатого она приканчивает свое пойло, закидывает свою большущую сумку на махонькие плечи и уматывает в темь.
– А ты видел ее лицо? – спросил инспектор.
– Не-а, она хоронилась в потемках, а голову пригнула. Видна была только здоровущая шляпа.
– С ней кто-нибудь говорил?
– Не, она просто проторчала тут с полчаса одна как пень, а потом встала и умотала.
– Это вполне могла быть Уоррел, – сказал инспектор.
– Это могла быть любая суфражетка, – поправила его я. – Женщина в белом платье и белых ботинках, скрывавшая лицо, могла быть любой из тысяч. – Я задумалась, потом спросила: – Опиши мне ее ботинки.
– Ну, белые, – ответил Хорек. – Белые, как у кой-кого из этих суфражисток.
– Просто белые, и все? – спросила я.
– Чего? Ага, просто белые… Ох, нет, стойте, не просто. На их были вышиты цветы. Маргаритки. Я пялился на ее, когда она перла к двери, и, значит, увидал. Белые ботинки с маргаритками.
* * *
Инспектор Сандерленд добавил к кучке шиллингов еще несколько монет, после чего мы позволили Хорьку вернуться к своим костяшкам домино.
Когда мы вышли на улицу, инспектор спросил:
– Вы же знаете, кто была эта женщина, не так ли?
– Да, я хорошо знаю, кто носит ботинки, расшитые маргаритками, – ответила я. – Она одна из наших подозреваемых, наших кукушат.
– Одна из кого?
– Одна из тех, кто вступил в ряды ЖСПС недавно, на самом деле состоит в Женской национальной антисуфражистской лиге и докладывает о планах ЖСПС как этой самой Женской лиге, так и Мужской лиге против здравого смысла.