– Думаю, нам нельзя сбрасывать со счетов и этих троих мужчин, – заметила я, когда леди Хардкасл поменяла расстановку своих рисунков и добавила новые записи. – К делу определенно каким-то образом причастна и Мужская лига противодействия двадцатому веку.
– Определенно, – согласилась она. – Даже если они всего лишь стояли на краю игрового поля и поощряли ее, они все равно замешаны в этом деле. Интересно, насколько далеко простирается их разлагающее влияние. Не зашло ли оно настолько высоко, чтобы вообще лишить нас возможности добиться правосудия и призвать их к ответу. Хотя, если мы сумеем убедить Гарри указать нам на тех, кто мог бы нам помочь, мы все же сможем добиться, чтобы их покарали. Вряд ли их влияние распространяется и на Лондон.
– Будем на это надеяться, – отозвалась я.
– Когда я буду писать ему в следующий раз, – сказала она, – я попытаюсь осторожно навести справки. Ведь бессмысленно иметь родственника, который работает в Уайтхолле, если ты время от времени не пользуешься этой связью. И я уверена, что это пойдет на пользу и ему. Полагаю, его положение в Министерстве иностранных дел только упрочится, если он приобретет друзей и в Министерстве внутренних дел.
– Если только они все не состоят в этой шайке, – заметила я. – Возможно, члены этой Мужской лиги содействия дальнейшему угнетению женщин проникли и в Уайтхолл.
– Думаю, им это не нужно, – возразила она. – Ведь это, судя по всему, и есть неизменная политика Уайтхолла, а раз так, то нет нужды и в каком-то дополнительном лоббировании этого вопроса. Знаешь, мне иногда кажется, что…
Ее перебил звонок в дверь.
– Как невежливо, – сказала она. – Как раз в тот момент, когда я собиралась начать читать мораль.
– Всякое деяние есть благо, – ответствовала я, выходя из комнаты, чтобы открыть дверь.
К моему удивлению, это оказалась Дина Коудл. Я посторонилась, чтобы дать ей пройти.
– Доброе утро, мисс Коудл, – поздоровалась я. – Прошу вас, входите. Леди Хардкасл пыталась протелефонировать вам в редакцию вашей газеты.
– А они передали ей сообщение, которое я оставила для нее? – спросила она, когда я взяла ее шляпу, пальто и перчатки.
– Они сказали только, что вас нет, поскольку вы работаете над новым сюжетом.
– Порой они просто приводят меня в отчаяние. Я совершенно ясно сказала, что, если в редакцию протелефонирует леди Хардкасл, нужно будет сообщить ей, что я еду к ней.
В холл вошла сама леди Хардкасл.
– Боюсь, этого они мне не передали, – сказала она. – Но, как бы то ни было, теперь вы здесь, так что все к лучшему. Идемте в гостиную. Мы только что закончили второй завтрак – так, может быть, я могла бы предложить что-то и вам?
– Я не отказалась бы от чашки чая, – согласилась мисс Коудл. – Благодарю вас.
Я взяла со стола чайник и отнесла его на кухню. Эдна как раз была там, отдыхая после смахивания пыли в спальнях.
– О, Эдна, – сказала я, – будь душкой, завари еще чая и принеси его в гостиную, хорошо? Чашку и блюдце я отнесу сама.
– Конечно, дорогуша. Это для той газетчицы, да?
– Да.
– Я думала, она вам не по вкусу.
– Это было раньше, – пояснила я. – Но мы вроде как заключили перемирие. Мне все время кажется, что военные действия могут возобновиться в любую минуту, но пока что нам удается как-то ладить друг с другом.
– А, ну тогда ладно. От чашки чая вам будет только польза. За чаем еще никто не начинал войну.
– Твоя правда, Эдна. Спасибо.
Когда я вернулась в гостиную, они все еще обсуждали приезд мисс Коудл.
– … и я сказала: «Майкл, дорогой, раз ты едешь в Кардифф на поезде, тебе не понадобится твой автомотор. Так не могла бы я его одолжить?» Он слишком вежлив, чтобы сказать нет, хотя ему и ужасно не хочется позволять мне водить его драгоценный автомотор. Непременно нужно будет попытаться выпросить у папы несколько гиней, чтобы приобрести мой собственный.
– Эдна вот-вот принесет свежий чай, – сказала я, ставя чашку и блюдце перед стулом мисс Коудл.
– Спасибо, – поблагодарила она. – Раз вы здесь, я могу начать. Простите, что сразу перехожу к делу, не тратя времени на обмен любезностями, но у меня есть волнительная новость. – Сунув руку в свою наплечную сумку, она извлекла оттуда блокнот Брукфилда. – Я знаю, кто является тем кукушонком, которого Лига подсадила в гнездо ЖСПС.
Леди Хардкасл невесело улыбнулась.
– Ах, вот оно что, – протянула она.
– Вы уже и так знаете, кто, не так ли? – осведомилась мисс Коудл. – Мне следовало бы догадаться.
Леди Хардкасл показала доску, на которой Битти Челленджер теперь занимала почетное место в самом центре.
– Как вы смогли это узнать? – спросила мисс Коудл. – И когда?
– Вчера я и инспектор Сандерленд побывали в пабе «Корт Сэмпсон» и встретились с одним из его осведомителей, – сообщила я. – Хорек – так зовут этого малого – был в пабе в тот вечер, когда случился пожар, но улизнул, когда узнал, что на место прибудет полиция. Он видел там женщину с большой сумкой. Лица ее он не разглядел, но приметил ее ботинки. Такие ботинки носит Битти Челленджер.
– Я пыталась рассказать вам об этом еще в самом начале утра, – сказала леди Хардкасл. – Поэтому и протелефонировала в редакцию газеты.
– Теперь это уже не важно, – ответила мисс Коудл. – Но мне известно кое-что такое, чего этот самый Хорек не знал. Брукфилд начал встречаться с Битти Челленджер, чтобы выяснить, что у нее на уме. Его догадка подтвердилась – оказалось, что она в самом деле является членом Женской национальной антисуфражистской лиги, членом, который исправно платит все взносы и которого Мужская лига попросила проникнуть в ЖСПС, дабы отслеживать их планы. Похоже, она привязалась к нему, но он бросил ее, как только познакомился с Лиззи Уоррел. В своих заметках он пишет, что Челленджер была страшно зла на них обоих.
– Вот вам и более чем достаточный мотив для того, чтобы убить его и устроить так, чтобы в убийстве обвинили ее, – подытожила я, – а урон репутации ЖСПС – это для нее просто еще один плюс.
– Совершенно верно, – согласилась мисс Коудл. – Тэпскотту придется здорово попотеть, чтобы без особых издержек поменять позицию газеты по поводу якобы нарушения суфражетками перемирия, которое они объявили на время выборов в парламент. Впрочем, что бы он там ни болтал, ему нравится мутить воду. Однако надо признать, что он и в самом деле превыше всего ценит правду, какой бы она ни была.
– Поскольку мы в очередной раз получили парламент, в которой ни одна из партий не имеет большинства, вряд ли люди обращают такое уж большое внимание на то, чем занимаются суфражетки, – заметила леди Хардкасл. – Все только и говорят о том, сумеет ли Асквит и на этот раз протащить свой бюджет через палату лордов.
