Если в эту эпоху каждый обладающий средствами содержит любовницу, то это неизбежное следствие того, что брак носит чисто условный характер. Тем не менее было бы грубой ошибкой думать, что институт любовниц преследовал, хотя бы между прочим, цель соединить мужчину и женщину узами любви, совершенно отсутствовавшей в браке, носившем условный характер. Институт метресс служил только удовольствию, которого не было в освященных браком половых сношениях. А так как в эту эпоху половые отношения построены исключительно на чувственном наслаждении, то метресса незаметно превратилась в главную фигуру, стоявшую в центре всеобщего внимания. Не женщина вообще была возведена эпохой на престол, а женщина в качестве метрессы: с ней на престол взошла проститутка.
Если метресса была возлюбленной лишь в исключительных случаях, то с другой стороны, как тип, она была формой, в которой только и можно было решить стоявшую тогда на очереди проблему галантности.
Галантность покоится на многообразии и разнообразии. Институт метресс позволял решить обе эти задачи. Любовниц можно менять, если угодно, каждый месяц и еще чаще, чего нельзя делать с женой, подобно тому как любовниц можно иметь целую дюжину или можно быть любовницей многих мужчин. Так как институт метресс столь удачно разрешал проблему галантности, то общество и санкционировало его: никакое позорное пятно на метрессу не ложилось. Это так же логично, как и то, что господствующие классы видели в этом институте исключительно им принадлежавшую привилегию. Сожительница-мещанка была в их глазах существом в высшей степени презренным. И так как в эту эпоху все сосредоточивалось вокруг абсолютного государя, то он имел специальное право содержать любовниц, и в княжеской метрессе кульминировали все тенденции этого учреждения. Государь без любовницы был понятием диким в глазах общества. Государи, индифферентные в половом отношении, содержали поэтому фиктивную метрессу, любовницу напоказ, как Фридрих I Прусский в лице графини Кольбе-Вартенберг. О положении метресс при французском дворе Гастон Могра говорит: «Место официальной любовницы было равносильно официальной должности. Официальная метресса тесно связана с личностью короля. Она следует за ним во все его летние резиденции, имеет свои комнаты в Версале, получает определенное жалованье, а министры работают в ее покоях. Все остальные дамы королевской постели распределены соответствующим образом, и каждая из них занимает особое место, особый ранг».
Так как в культе метрессы кульминировал и весь культ женщины, то понятно, что он достигал своих чудовищных форм лицом к лицу с королевской любовницей. Обыкновенно она стояла выше даже законной супруги, часто не более как машины для производства наследников. Г-жа Монтеспан, знаменитая метресса Людовика XIV, имела в Версале двадцать комнат в первом этаже, тогда как королева занимала лишь одиннадцать во втором. Фридрих II, король Прусский, представитель так называемого Просвещения, покрыл стены замка Сан-Суси откровенными портретами своей любовницы, балерины Барберини, великолепный зал этого дворца был посвящен ее прославлению, — а королева была изгнана со двора и не имела права даже издали смотреть на Сан-Суси. Это возведение любовницы государя в сан высшего божества выражалось теми почестями, которые обязательно ей оказывались.
Метресса en titre (официальная) являлась, как равная, рядом с легитимными государынями в обществе. Перед ее дворцом стоял почетный караул, и часто она имела к своим услугам почетных фрейлин. Шлейф г-жи Монтеспан несла гофмейстерина, герцогиня де Нуайль, а шлейф королевы — простой паж. Выезжала она всегда с эскортом взвода лейб-гвардии. В одном посвященном ей описании говорится: «Где бы она ни появлялась, губернаторы и интенданты устраивали ей почетные встречи, сословия посылали депутации. В запряженной шестью лошадьми колеснице, за которой следовала другая, также запряженная шестью конями, где сидели ее фрейлины, путешествовала она по стране. Потом следовал багаж, семь мулов, сопровождаемых двенадцатью всадниками. Словно находишься в мире сказок Перро».
Подобным же образом чествовали официальных фавориток и при других дворах. Когда Август Сильный был избран королем польским, коронационная церемония превратилась в чествование тогдашней официальной фаворитки, графини Эстерле. Барон Пелльниц сообщает: «Получив диплом на избрание, король поехал в Краков, где короновался с большой пышностью. Графиня Эстерле сопровождала его. Коронация возлюбленного превратилась в своего рода триумф для нее. Она смотрела на всю церемонию из ложи, устроенной для нее в церкви, и было замечено, что, когда король направился к алтарю, он оглянулся на свою любовницу, точно желая сказать, что ей он будет курить фимиам и ей принесет в жертву свое сердце».
О почете, которым Карл Александр Вюртембергский окружил свою любовницу Агату, бывшую балерину, говорится в уже цитированных «Знаменательных событиях дома Вюртембергов»: «Люди повели иную речь, когда увидели, что предназначенный для наследного принца дом стал дворцом г-жи Агаты. Однако это еще не все: к ее услугам были лакеи герцога, драгоценности герцогской фамилии, придворные экипажи — все. Гайдуки и пажи-аристократы должны были служить ей. Она сделалась главнейшей особой не только при дворе, но и во всей стране. Из-за нее откладывались празднества. День ее рождения, ее именины, наконец, все дни, посвященные ее святой, праздновались при дворе и в столице. Часовые брали перед ней на караул. Министры и лакеи должны были являться в мундирах и ливреях-гала, зажигались фейерверки, все по приказанию и в честь г-жи Агаты».
Этим еще не ограничиваются все почести, оказываемые фаворитке. Даже государи и государыни других стран обменивались любезностями с официальной фавориткой. Ни Екатерина II, ни Фридрих II, ни Мария Терезия не считали ниже своего достоинства посылать любезные письма идолу Людовика XV г-же Помпадур. О том, как отнесся Иосиф II к графине Дюбарри, граф Тилли сообщает в своих мемуарах: «В Люсьенне он навестил графиню Дюбарри, любовницу Людовика XV. Раньше она имела дерзость выступать публично как враг дофины, оскорбить даже королеву. Иосиф делал вид, что забыл об этом. Он даже пошел дальше и сделал отцветшей красавице приторный комплимент. Когда у нее упала подвязка, то он поднял ее, а когда она рассыпалась в извинениях, он заметил: «Разве ниже достоинства императора служить грациям?»
Когда датский король Фридрих IV посетил Дрезден, то в центре устроенных в честь него празднеств стояла тогдашняя фаворитка, графиня Козель. Барон Пелльниц пишет: «Следующие дни были посвящены всевозможным удовольствиям, и каждый день из тех шести недель, которые король провел в Дрездене, устраивалось новое зрелище, пышность и оригинальность которого приводили всех в изумление. Главнейшим объектом этих празднеств была всегда г-жа фон Козель, везде виднелись ее девизы, оба короля в честь нее носили во время скачки ее любимые цвета. Вероятно, никогда королевская метресса не пользовалась такими почестями».
Когда фавориткой Августа Сильного, тогда еще курфюрста, сделалась фрейлейн фон Кенигсмарк, то не только его мать, но и жена склоняли перед ней голову. Пелльниц оправдывает такое поведение особенной любезностью фаворитки: «Даже мать курфюрста, чувствовавшая всегда отвращение к развратной жизни, не могла упрекать сына за то, что он полюбил такую поистине достойную любви особу. Обе курфюрстши навещали ее и были с ней в хороших отношениях».
