Здесь прежде всего идет речь о наготе груди и поясницы, но и ног и в особенности бедер. Чего не могли добиться благоразумные наставления гигиены, достигло кокетство. Из одного только желания воздействовать на мужчину пикантностью завуалированных и все же явственно видимых интимных прелестей груди сотни тысяч женщин отказывались в расцвете лет от корсета или довольствовались скудным суррогатом. В имущих классах увлекались, кроме того, всеми видами спорта, так как кокетливый спортивный костюм позволяет видеть каждому, у кого есть глаза, что «под ним никакого другого одеяния нет». Ловко сшитый спортивный костюм позволяет различать не только форму груди, но и все ее движения. В фешенебельных зимних курортах множество женщин, обладающих твердой, упругой грудью, носит плотно облегающий тело свитер. У этого костюма то преимущество, что он позволяет видеть даже цезуру, разделяющую обе груди, так как он облегает тело плотно, как кожа. А разве не шик, если таким образом бутоны грудей вырисовываются вызывающе, как два острия стрелы.
Так как грудь, к сожалению, самая преходящая из всех женских прелестей, то щеголять такими и подобными рафинированными трюками может, собственно, только молодость и невинность. Кокетство обратилось поэтому, кроме того, и еще в большей степени к выявлению тех прелестей, которые в противоположность груди наиболее прочны, пышность которых становится особенно эффектной как раз в зрелые годы, а именно к выявлению прелестей Венеры Каллипиги.
Филистерская мораль требовала, чтобы тело женщины было подобно крепости окружено целым валом юбок. Так женщина оказывалась не только защищенной от всякого нападения, но и герметически закупоренной книзу. Ибо даже самый сильный порыв ветра не позволял ни одному кусочку тела проглянуть сквозь этот ворох материй. Теперь надлежало эмансипироваться прежде всего от этой массы юбок, чтобы восстановить не только частично, но и всецело в своих правах тело. И эта эмансипация из-под власти юбок, мешавших эффектному выявлению достоинств, зашла так далеко, что в конце концов и совсем упразднили юбку.
Можно утверждать, что этим способом хотели до известной степени вознаградить себя за необходимость отказаться в будничном костюме от декольте, о котором нам еще придется говорить. Роль, которую раньше исполняла декольтированная грудь, должна была теперь исполнять задняя часть тела. Таков был выход, найденный нравственным лицемерием. И это нравственное лицемерие обнаруживало этим путем, естественно, больше бесстыдства, чем эпоха Ренессанса или рококо, позволявшие женщине открыто щеголять красотой бюста. Конечно, нет таких телесных прелестей, которые были бы сами по себе бесстыдны или достойны презрения. Женщина, отличающаяся красотой Венеры Каллипиги, понятно, не обязана вовсе стыдиться этого своего достоинства.
И, однако, кто будет спорить против того, что впечатление, производимое грудью, все же гораздо чище. Грудь не только производит эротическое впечатление, она служит вместе с тем символом женственности вообще. Красота же поясницы имеет специфический и исключительно эротический характер. Она, как уже упомянуто, наиболее провоцирующая из всех прелестей женского тела. Нет другого более прямого и более ясного указания на половой акт. Стремясь декольтировать заднюю часть женского тела путем упразднения нижней юбки и при помощи — связанной с этим упразднением — узкой верхней юбки, мода ставила себе задачей воздействовать самым чудовищным образом на эротическую возбудимость мужчины.
Необходимо отдать себе ясный отчет в том фанатизме, который здесь царит, иначе мы правильно не представим себе последствий этой моды. В продолжение целых десятилетий снова и снова возрождается тенденция подчеркивать не только эти прелести, но прежде всего именно эти интимные половые признаки и тем самым насильно привлекать к ним и останавливать на них взоры мужчин. Сотни тысяч портных и портних заняты исключительно решением этой одной задачи: найти все новые упрощения, достигнуть все новых неслыханных эффектов. Платью придается такой покрой, чтобы оно как можно отчетливее отражало сокровеннейшие изгибы и линии и, следовательно, как можно более подчеркивало их эротический характер. Не только упраздняется нижняя юбка, для верхней выбирается плотно облегающая тело материя.
И делается это совершенно сознательно. Было бы нелепо предположить, будто портные так наивны, что ровно ни о чем не думают, или видеть здесь случайное явление либо произвольное толкование. Также нелепо предполагать, будто женщины — невинные жертвы покушений портных, будто они тоже не подозревают, какие изощренные цели преследуют подобные моды. Женщины прекрасно знают, в чем дело. Знают они не хуже и то, что должно произойти в мужчине под влиянием подобных трюков моды. Ведь они же главные вдохновительницы портных. Они же, кроме того, ловкие в большинстве случаев исполнительницы этих замыслов, делая во время ходьбы или стоя на месте соответствующие движения. Они умеют так носить платье, чтобы оно облегало тело плотно, как кожа. Различными способами оживляют они эти выступающие части тела, на которых, как они знают, покоится взор мужчин. Они точно придают этому назад обращенному лицу свою особую мимику. Чего не достигло искусство портного, то достигается ими. Множество женщин исполняют таким образом свою роль на всех улицах города. Осанка, походка, жесты женщины — все единое, демонстративно обращенное к мужскому полу предложение: оцени эти совершенства и насладись в воображении этим пиршеством. Смотри, какая упругость, смотри, как элегантно! как индивидуально! И каждая спрашивает всех: «Ты знаешь теперь все, надеюсь?»
Последнюю попытку решить вопрос о том, как одеваться так, чтобы казаться раздетой, попытку, оставшуюся на улице лишь смелым опытом, в бальной же зале нашедшую немало подражательниц, представляет кажущийся возврат к модам эпохи революции. Ими можно было любоваться в 1908 году в Лоншане во время обычного в день скачек смотра костюмов. Корреспондент газеты «Берлинер тагеблатт» сообщал в свое время следующее: «Возрождается прошлое. Современная фантазия отличается больше стремлением к декоративности, чем творческими способностями. Вот почему неудивительно, что красивые женщины вспомнили те времена, когда они имели возможность показывать как можно больше свою красоту. Для греческой наготы наш климат не подходит. И вот дамы прибегли к помощи сбоку разрезанного платья эпохи Директории. Во время последних скачек в Лоншане появились четыре дамы, при виде которых с сенатором Беранже случился бы припадок пляски св. Витта. Одна была одета в белое, другая в голубое, третья в светло-коричневое платье, а четвертая — впрочем, ради эффекта четвертую мы прибережем к концу.
Упомянутые уже красавицы были, как сказано, одеты одна в белое, другая в голубое, третья в светло-коричневое платье, причем они, однако, были вовсе не одеты. Они носили поверх плотно облегавшего тело трико (из кожи, как мне сообщила одна из них) еще более узкие платья, обрисовывавшие каждый контур их тела. Когда они проходили на некотором расстоянии, приплясывая на цыпочках, они казались тремя обнаженными грациями: одна в голубом, другая в белом, третья в светло-коричневом. А четвертая!
Перед вами точно стояла вставшая из гроба г-жа Тайен! На ней было платье, сбоку разрезанное от талии до ноги, а сквозь разрез просвечивало розовое трико. Так как погода была дождливая и прохладная, то подобный костюм предполагал не только большую бесцеремонность, но и много мужества. Ибо что сделаете вы с вашей красотой, когда схватите насморк?»