— О, нисколько!.. Ничего подобного или по крайней мере не в обычном смысле этого слова. Женатый сутенер занимается вымогательством и живет этим. Тот, о котором идет речь, не нуждается в этом, он сам занимает видный пост.
— Чем же он занимается?
— Он архитектор! И притом хорошо поставленный. У него есть свое бюро, есть клиенты, есть служащие. Он в самом деле занятый своим делом архитектор. И все-таки он послал свою жену сюда! Он просто снисходительный муж, которому его снисходительность выгодна и который предпочитает дома свиданий, чтобы не возиться с любовниками. Словом, дом свиданий для мужа — тот же этап, до которого уже дошла жена. Жена, у которой раньше были один или несколько любовников, променяла их теперь на дом свиданий. В таком же положении находится муж: если раньше он должен был закрывать глаза на одного или нескольких любовников, то теперь ему приходится закрывать глаза на „дела“ жены. Если я только не ошибаюсь, таких мужей гораздо больше, чем обыкновенно думают. Что раньше казалось непристойным, ныне считается дозволенным. Это называется эволюцией!»
Что это не исключительные явления, видно из сообщения, сделанного другой заведующей на вопрос о мужских клиентах подобных домов. А это сообщение рисует положение вещей даже еще в гораздо более чудовищном виде: «На вопрос, какие мужчины посещают ее дом, заведующая ответила:
— Молодые люди из хорошей семьи и много иностранцев. В Англии недавно эти дома свиданий были закрыты, и с тех пор многие английские аристократы, лорды и члены парламента приезжают сюда. Самое путешествие они предпринимают исключительно ради этой цели. Что же касается молодых людей, то они желают иметь любовниц, а некоторые также жену, так как их семья разорена!
— Жену, чтобы жениться!
— Да, конечно!
— Ради чего же?
— Чтобы иметь доходы!
— Это правда?
— Сущая правда!
— И часто это бывает?
— Не очень часто, но все же бывает!»
Итак: в настоящее время есть и браки, построенные на таком «деловом» базисе!
Все эти данные касаются современного Парижа, и пока для других стран у нас нет таких же исчерпывающих и убедительных сведений. Было бы, однако, неправильно делать отсюда вывод, что в других странах нет таких своднических учреждений. Подобные учреждения, несомненно, существуют ныне инкогнито во всех крупных городах. И везде царят те же методы и те же внешние формы. Немолодая дама содержит пансион — самая простая и самая удобная вывеска, — или у нее салон, где друзья дома могут найти в любое время случай познакомиться с хорошенькими женами-мещанками, с которыми можно «приятно и свободно провести время». Обычно это женщины, находящиеся в данный момент в затруднительном денежном положении и потому вынужденные найти «человеколюбца», который помог бы им выпутаться. А такие «человеколюбцы» и есть обыкновенно посетители-мужчины.
Часто подобные заведения скрываются также под маской брачных бюро. В таких случаях доставляется знакомство с так называемыми молодыми вдовами. Довольно богатый материал для характеристики подобных учреждений содержится в полицейских актах всех более или менее крупных городов. И, однако, власти вмешиваются лишь в самых исключительных случаях. Уже по одному тому, что, даже если бы полиция имела сведения о деятельности такой сводни, ей было бы часто чрезвычайно трудно доказать, что старая дама занимается этой профессией, а хорошенькие молодые женщины, навещающие ее раз или два раза в неделю, повинны в профессиональном разврате. С другой стороны, полиция никогда не чувствует потребности компрометировать богатых и пользующихся известностью лиц.
Если тем не менее дело иногда доходит до процесса, то обычно лишь после публичного скандала. Но и тогда стараются затушевать как можно больше подробностей. Иногда, правда, против желания властей, но иногда и с их молчаливого согласия. «Общественные интересы не заставляют вмешаться в данный случай» — так приблизительно гласит соответствующая формула на всех языках, которой или отклоняются сделанные доносы, или прекращается уже начатое расследование.
Необходимо в заключение заметить, что было бы, безусловно, неправильно усматривать в этих домах свиданий исключительно современное учреждение. Современна лишь их организация в таком крупном масштабе.
Здесь, впрочем, не мешает указать и на бесчисленные случаи, когда замужние женщины оплачивают своей любовью повышение мужа на службе, обеспечение своего собственного или его положения или когда артистка отдается, чтобы получить эффектную роль или добиться благоприятной рецензии.
После всего сказанного как бы сам собою всплывает вопрос: какой вывод необходимо сделать относительно большей или меньшей склонности женщины по сравнению с мужчинами к адюльтеру в век господства буржуазии? Ответ должен был бы гласить: замужние женщины так же часто неверны, как и мужья, и во всяком случае в средних слоях неверность ныне более частое явление, чем в прежние эпохи. Прево вкладывает в уста одного жуира слова: «К нашим услугам всегда больше женщин, чем нужно… Все они так похожи друг на друга. Все они такие маленькие похотливые животные. Их целомудрие, их порядочность коренятся всегда только в боязни, что скажет свет, в тщеславии или в привычке… Их душа подобна тряпке, получающей свою окраску от мужчины. Только телом отличаются они друг от друга».
О женщинах эпохи от 1850 до 1870-х годов Альфонс Карр замечает: «Если бы мужчины знали, как думают женщины, они были бы в десять раз более дерзкими, чем они теперь».
Многие говорят: это исключения. Циник ответит: «Нисколько! Не все женщины только находят спрос». А Шницлер утверждает: все мужчины и все женщины одинаково изменяют, и доказывает это в «Хороводе», где граф обманывает актрису, актриса — поэта, поэт — девушку, эта последняя — мужа, муж — свою молодую жену, молодая жена — любовника, этот последний — горничную, а горничная — солдата или наоборот.
И еще другой вопрос всплывает здесь: каковы размеры неверности замужних женщин отдельных наций. Приведенные нами факты подтверждают на первый взгляд столь распространенное мнение, будто именно француженка есть истое олицетворение супружеской неверности, классическая представительница незаконных любовных связей вообще.
Это столь распространенное мнение объясняется тем, что — как прекрасно выясняет в своем этюде о Париже К. З. Шмитт, один из лучших знатоков современных французских нравов, — обычно смешивают Францию с Парижем, и в частности, что также недопустимо, так называемую fl aneuse (праздношатающуюся) парижских бульваров с парижанкой.
«Мне думается, — говорит он, — что во Франции женская добродетель не хуже и не лучше, чем в других странах. Разумеется, не следует сопоставлять Париж с каким-нибудь провинциальным гнездом. Но сравните парижанку с англичанкой из Лондона, с венкой, с жительницей Берлина, и я убежден, что парижанка ни в каком отношении не окажется ниже их. Сравните женщину из Бове, Шатодена или Пуатье с дамами из Аугсбурга, Линца или Гейльброна, и вы увидите, что различие между ними невелико. Большинство чужестранцев, посещающих Париж, провинциалы, и то, что они принимают за безнравственность француженки, необходимо отнести просто за счет большого города. Прибавьте сюда еще то, что иностранец имеет возможность познакомиться только с такими француженками, которых можно увидеть в публичных местах: с мельничихами из „Мулен руж“, с садовницами из „Жардин-де-Пари“, с танцовщицами из „Бал-Булье“ и с бульварными девицами. Что эти дамы, существующие любовью, не лучше своей репутации и не лучше своих иностранных товарок, понятно само собой. А когда потом чужестранец видит, что все дамы, с которыми он встречается на улице, одеты так же ярко, как жрицы Венеры, то он смешивает всех в одну кучу и возвращается на родину с чувством удовлетворения, что мы — дикари — лучше и добродетельнее».