Она подала кувшин, но не отпустила, помогла удержать в руках. Ее забота была столь искренней и непосредственной, что Стриж плюнул на дурные мысли об унижении и опасности. Зачем его травить, если достаточно было кликнуть с улицы стражу?
— Благослови тебя Светлая, — напившись, он наконец смог произнести нечто членораздельное. — Как тебя зовут?
— Нинья. — Она улыбнулась и приложила палец к его губам. — Тихо. Займемся раной.
Стриж послушно замолчал. Он позволил протереть мокрой тканью лицо и раненый бок, замотать оторванной от тонкой льняной простыни полосой. Немыслимо хотелось закрыть глаза и уснуть, но остатки страха не позволяли: он помнил и о страже за окном, и о мужчине, всхрапывающем за стенкой. Нинья шептала что-то успокоительное, снова протирала горящее лицо холодным и мокрым, а Стриж проваливался в жаркие объятия пыльной равнины.
Ночь накануне новолуния. Найрисса.
Его разбудил громкий мужской смех. В звуке не было немедленной опасности, только похоть и довольство собой. Смеху вторил женский голос и звон вина о хрусталь: там, за стеной.
В полной темноте лица коснулось что-то невесомое. Стриж дернулся, отмахнулся — и вспомнил. Не то бред, не то мираж посреди знойной пустыни лихорадки: фея с прохладными ладонями и кувшином воды. Вода! Где-то тут должна быть вода! Он нащупал кувшин и сверток. Глотнув воды, развернул тряпицу и, чуть не зарычав от ударившего в нос хлебного духа, впился зубами в лепешку. Внутри теста оказалась мелко рубленная курятина с луком и травами, вкусная, как глоток воздуха перед повешением.
Несколько минут Стриж жадно ел, не думая ни о чем. И только слизнув последние крошки с ладони и чувствуя, как по телу разливается сытое тепло, снова прислушался.
Разговоры за стеной сменились влажными шлепками, сопением, ахами и скрипом кровати. Стриж словно воочию увидел разметавшиеся медные пряди, задранный подол лазурного кружева и ноги с тонкими щиколотками, обнимающие голозадого сержанта. Жаркая злость поднялась изнутри, требуя — убить, отнять!
«Бред и наваждение. Какого шиса? Девушка делает свою работу, а ты ревнуешь, как оперный тенор, — обругал себя Стриж. — Спокойно. Ты жив, цел и свободен. Тебя спрятали и накормили, какого рожна тебе еще?»
Но, вопреки голосу рассудка, его неудержимо тянуло в соседнюю комнату. Он выбрался из убежища, подошел к окну. Крупные звезды на безлунном небе перемигивались: ну? Слабак, мальчишка. Спрятался в юбках. Но насмешки тонули во вздохах и ритмичном поскрипывании.
Стриж скользнул к выбивающемуся из замочной скважины лучу света. Заглянул…
Дыхание перехватило, словно тяжелая рука брата ударила под дых. В паху стало горячо и тесно.
Тонкая, позолоченная свечами наездница запрокинула голову и сладко вздыхала, насаживаясь на любовника. Одной рукой она оглаживала вцепившиеся в бедро мужские пальцы, другой ласкала свой торчащий сосок. Груди ее подпрыгивали в такт скачке, распущенные волосы мотались гривой дикой кобылицы. Мужчина в задранной батистовой рубашке выгибался под всадницей, стонал, мышцы перекатывались под смуглой кожей. Несмотря на возбуждение и злость, Стриж отметил и старый шрам повыше колена, и прислоненную в изголовье шпагу — простую, но отменного качества — и аккуратно сложенный на стуле темный френч с капитанским двойным кантом.
Сжав до боли дверной косяк, Стриж оторвался от замка, прислонился лбом к деревяшке и выругался. Про себя. Вскочил, сделал три шага к окну. Но властный мужской голос заставил обернуться в боевой стойке.
— Возьми в рот, девочка!
— Мм-м… слушаюсь, мой капитан, — мурлыкнула Нинья.
Ярость окатила слепящим холодом: Хисс требует жертвы! Отдай божеству все, что держит, и получишь силу, получишь свободу! Темная воронка засасывала, мутила разум. Стриж сопротивлялся изо всех сил, цепляясь за каждую соломинку памяти: Шорох, Фаина, Ульрих, Клайво… Свобода? От чего? Зачем она, такая свобода? Зачем такая жизнь?
«Ты мой, — напоминал бог, сжимая сердце холодными когтями. — Служи мне!»
«Я твой слуга, а не раб! — спорил, обливаясь холодным потом, Стриж. — Я чту закон. Отдаю тебе кого должно. Я не нарушаю договора!»
«Споришь? Самонадеянный мальчишка, — смеялся Темный. — Тебе ли решать, что должно? Я могу выбрать любого, но ты забавный. Все равно сам придешь и попросишь».
Удар об пол привел Стрижа в чувство. Ушибленная голова, полный крови рот, распухший прикушенный язык — мелочи. Жив после спора с Хиссом? Нет, так не бывает.
— Что там, Нинья? — послышался мужской голос из соседней комнаты.
— А, не обращай внимания, Фиделе. Наверное, служанка уронила что-то, — ответил томный женский. — Иди сюда, мой завоеватель!
— Погоди, Нинья, — не успокаивался мужчина. — Я посмотрю, мало ли. Ты же не хочешь, чтобы воры унесли твои шляпки.
Стриж словно увидел, как капитан натягивает штаны, берет шпагу…
Рывком отворивший дверь полуголый шер с обнаженным клинком в руке застал в гардеробной тишину и порядок. Но все равно, знаком велев Нинье не переступать порога, обошел комнату, отдернул сорочки в том углу, где недавно спал Стриж, заглянул за вторую дверь.
— Фиделе, нет здесь никого, — надула губки Нинья, запахиваясь в кисею. — Почему ты так волнуешься? Что случилось, расскажи.
— Хисс испытывает новых Ткачей, малышка. Разве не слышала? — Капитан еще раз окинул комнату настороженным взглядом и принюхался. — Вчера эти твари передрались на аллее Эдикта. Двое сбежали. Один, похоже, издох, второй цел.
— О, ты там был, мой герой? — округлила глаза Нинья, протягивая к капитану руки.
— Нет, там был сержант Ривадо, — обняв Нинью, шер не то вспоминал, не то размышлял вслух. — Пропал служака. Больше он не боец.
Скручивающее внутренности напряжение отступало, сердцебиение успокаивалось. Слава Светлой, капитан его не увидел. Не пришлось снова убивать.
— Следы привели к лавке старой Шельмы. И все, как в Бездну провалился. Но до храма им все равно не добраться.
Стриж навострил уши, но капитан замолк.
— О, я никогда не сомневалась, что ты поймаешь кого угодно, — сказала Нинья. — Но как? Ткачи, говорят, умеют проходить сквозь стены, как игла сквозь полотно.
— Ты мне льстишь, маленькая, — усмехнулся капитан. — Жаль, маги не пожелали участвовать лично. Но хватит и рун. Хиссовы твари просто не смогут войти.
— Ну и что? — спросила Нинья.
— Как что? Не завершившие ритуал сдохнут, как крысы. Закон Равновесия не оставил тварям ни одной лазейки на свободу. Или служба Хиссу и подчинение закону, или — смерть.
— Если они подчиняются закону, то зачем вы их ловите, Фиделе? Разве Хиссу не виднее, что делать со своими рабами?
Капитан поморщился.
— Хиссу, разумеется, виднее. Когда ему приходит охота посмотреть. Но пока он отвернулся, ткачей расплодилось слишком много. С войны прошло три сотни лет, сектанты сидят тихо на своих островах, так зачем в каждом городе Хиссова гильдия? Они давно уже превратились из слуг бога в обычных наемных убийц и воров. Так что если ткачей станет меньше — воздух в Найриссе однозначно посвежеет.
