Снова тишина. Только скрип досок под ногами и тиканье старых настенных часов за спиной.
— Послушайте! Меня зовут… Андрей, я гость, хм-м… Юрия Владимировича… У вас там все в порядке? Я услышал… шум. Ау!
За дверью раздались влажные, тяжелые шлепки. После жалобно заскрипели половицы и воцарилась тишина.
Какой-то бред. Он еще раз постучал, понимая всю тщету своих усилий.
— Я… — он запнулся, — я могу вызвать помощь, если потребуется. Юрий Владимирович ушел… он будет поздно.
Тихий, едва слышный вздох.
Дьявольщина! А что, если Кольцов — маньяк и держит здесь свою очередную жертву? Что если у него… или у нее нет сил или, чего доброго, вырезан язык?
— Я выламываю дверь, — с вызовом заявил он, сильно сомневаясь, впрочем, в том, что у него хватит на это сил.
— Все… хорошо … — тихо раздалось из-за двери.
Андрей остановился как вкопанный. Он и впрямь готов был выломать дверь или по крайней мере попытаться.
— Тут… замок! — с апломбом открывателя Америки возвестил он.
— Все… хорошо, — прошелестел голос. Женский голос. И следом:
— Уходите…
Ему хотелось сказать, что он приведет помощь, но теперь весь героизм улетучился и он показался себе глупцом.
— Вы больны? — наконец, спросил он.
В ответ тишина и все тот же скрип половиц. Аудиенция была закончена.
Внезапно раздражение и злость волной накрыли его. Черт с вами со всеми! Черт с этим городом, с этим сердобольным самаритянином Кольцовым, с его сумасшедшей узницей, заточенной на втором этаже подобно жене Эдварда Рочестера
[2]. С проклятой амнезией и мигренью, отбивающей бравурные марши на барабанах висков. Он убирается отсюда немедленно!
— Я ухожу! — со злостью произнес Андрей, — если вам что-нибудь нужно, скажите сейчас! В противном случае, вам придется ждать возвращения Юрия Владимировича!
Он прислушался: как и следовало ожидать, таинственная пленница не посчитала нужным ответить. Что ж, тем хуже для нее.
Он поспешил прочь.
3
Выйдя на улицу, он огляделся, стараясь выбрать направление, и после недолгих раздумий пошел в правую сторону, вдоль совершенно пустой дороги. Кое-где вдоль бордюров попадались припаркованные машины, но они были настолько завалены сухой листвой, что создавалось впечатление, будто хозяева оставили их гнить давным-давно. Дома — однотипные серые пятиэтажки, мертво пялились на него черными глазами-окнами. Сухие голые деревья равномерно покачивались под легким осенним ветром. Улица казалась пустой, оставленной людьми.
Андрей все оглядывался не без любопытства, стараясь как-то сориентироваться, но чем дольше он шел, тем больше ему казалось, что он бродит по кругу. Вот желто-ржавый запорожец, припавший к земле на спущенных шинах, заваленный мусором и обросший грязью так сильно, что лишь глуповато оскалившийся радиатор между двух круглых слепых фар выдает в нем принадлежность к автопрому. Вот снова он или его брат-близнец. Единственным отличием является ворона, сидящая на крыше неподвижно как статуя.
Вот столб, сплошь заклеенный полустертыми объявлениями, а вот еще один, совершенно идентичный… и еще два.
Вот серое приземистое здание, судя по трубе, пальцем указующей в низкое небо, — котельная. А вот — снова она же, только в этот раз из трубы лениво валят клубы белого дыма, что ветер рвет на куски, как вату.
Город стоял тихий и пустой. Он не видел ни человека, ни пробегающей мимо собаки, ни даже облезлой кошки. Лишь карканье ворон да скрип иссушенных осенью деревьев нарушали мертвую тишину.
Его не покидало какое-то потустороннее равнодушие, словно все происходящее является не более чем плодом его воображения. Подумав, он решил, что это чувство вызвано скорее всего недавней травмой. В конце концов, городок, судя по всему, маленький и люди вполне могут быть на работе. Или спать. Или… Он не стал развивать мысль, напомнив себе, что кто-то определенно работает, если принять во внимание дым над котельной.
Одноэтажное здание под шиферной крышей с надписью «Продтовары» показалось ему чуть ли не шедевром архитектуры на фоне однообразного пейзажа. Не задумываясь и не глядя по сторонам, он пересек дорогу и, подойдя к двери со стеклянной вставкой, увидел криво висящую с внутренней стороны табличку. На ней крупно детским почерком было написано: «Открыто».
Андрей толкнул дверь и вздрогнул, услышав, как где-то в глубине магазина звякнул колокольчик. Этот звук на фоне окружающей тишины показался ему почти неприличным.
Внутри магазина было полутемно и пахло специями. Андрей не сразу узнал этот запах, но он вызвал шквал воспоминаний о детстве. Вот он, совсем еще карапуз, тайком от матери пробирается на кухню и, приоткрыв дверь духовки, подглядывает, как в наполненной жаром утробе ее зреет румяный пирог. А вот он, уже постарше, сам смешивает ингредиенты для маминого кекса, уникального семейного кекса, в который нужно класть столовую ложку соды — ни больше ни меньше…
Так пах ванилин. К этому уютному и такому домашнему запаху, впрочем, примешивался и другой, менее приятный флер — скорее, комбинация нескольких запахов, что смешиваясь с ванильным ароматом, вызывала легкое беспокойство.
Помещение было просторным и казалось пустым. Лишь неподалеку от входа сиротливо примостился прозрачный холодильник, обклеенный рекламой «Фанты». Судя по всему, холодильник не работал. Вдоль стены тянулся длинный прилавок, под которым за стеклом на полках было выложено несколько толстых бледных колбас, один зеленоватый круг сыра с восковыми синими цифрами, вплавленными в желтую оболочку, и белая пластиковая бадья, в которой мирно почивала вечным сном огромная сельдь без головы.
За прилавком на немногочисленных полках стояли домики из разнообразных консервов. Справа в три ряда мутно поблескивали бутылки с пивом. Непосредственно под ними, на торце полки было написано «Хлеб». На самой полке впрочем, на белой тряпочке лежал молоток.
На стене, окрашенной бледно-голубой краской, висело объявление — листок бумаги, сплошь исписанный настолько мелким почерком, что Андрей не смог разглядеть ни слова.
Кто-то громко и нарочито кашлянул.
Он дернулся как ужаленный и, повернув голову в сторону служебного помещения, увидел, что за ним наблюдает тучная женщина в белом фартуке, с завитыми волосами. Заметив его взгляд, продавщица не шелохнулась, демонстрируя своей расслабленной позой совершеннейшее презрение ко всему происходящему. На лице ее, одутловатом и словно составленном из плохо подогнанных деталей, застыло выражение равнодушного любопытства. Так порой мы наблюдаем за нищими, что штурмуют мусорный ящик, огрызаясь друг на друга подобно крысам.
— Здравствуйте, — промямлил Андрей. Он внезапно понял, что ему хочется уйти из магазина, застывшего в смоле прошлого. Уйти не оглядываясь.
