— Есть ванная, но нет туалета?
— Конечно, — ответил клерк буднично, — можете помыться с дороги.
— Непременно, — Андрей не был уверен, что он воспользуется советом, поскольку единственным его чаяньем сейчас было как можно быстрее добраться до кровати.
— Постельное белье в номере, — процедил клерк, — телевизор… там нужно будет подшаманить с антенной, правда… Подшаманите ведь?
— Конечно. Послушайте, можно мне ключи?
Клерк задумчиво посмотрел в потолок.
— Поезд, значит… — повторил он. И спохватившись, — ключи.
Он порылся под стойкой и извлек ржавый ключ на брелоке в виде деревянной груши.
— Вниз по коридору, пожалуйста. Тут надо бы расписаться, но уж коль завтра поезд… Ложитесь спать.
Андрей побрел прочь по коридору еле волоча ноги по древнему зеленому ковру, изрешеченному молью. Уже на подходе к номеру он вспомнил, что с утра кроме творожников ничего не ел, но был слишком измучен, чтобы возвращаться и спрашивать портье есть ли у них кафе. В конечном счете, за ночь он от голода не умрет.
Он долго возился с ключом, который упорно не желал отпирать дверь, и, зайдя в номер, не сразу нашел выключатель. Включив наконец свет, он обнаружил перед собой маленькую комнатушку, большую часть пространства которой занимала широкая кровать под светло-коричневым одеялом. В противоположном углу стоял телевизор на ножках. Возле него, на туалетном столике находился пыльный графин, наполненный мутной водой, и два перевернутых стакана. Окно, завешанное серым полуистлевшим тюлем, было наглухо закрыто и зарешечено. Прямо у входа была еще одна маленькая дверь. Он открыл ее и оказался в крошечной ванной, состоявшей собственно из одной лишь ванны — черной от плесени и возраста; и душа, мертвой змеей свернувшегося над нею. На полу, выложенном белым расколовшимся кафелем, валялось несколько полотенец. В центре пола красовалась черная дыра, видимо — сток с отсутствующей решеткой.
Андрей пожал плечами и вышел из ванной. Не задумываясь, налил полный стакан воды и выпил залпом. Вода отдавала тиной, но он был не в том положении, чтобы предъявлять претензии.
Не раздеваясь, он лег на кровать, успел подумать о том, что следует запереть дверь на засов и выключить свет, и… заснул.
Интерлюдия 2
— Я задремала, да? — Алена неловко улыбнулась, и Андрей улыбнулся в ответ, не отрывая глаз от дороги, подсвеченной фарами «Ауди».
— Ну конечно заснула. Андрюш, ты ведь должен был меня разбудить засветло! — она посмотрела на электронные часы на приборной доске, — ого! Уже три часа ночи. Мы подъезжаем к границе, да?
— Будем через часа полтора, — пробормотал он.
Она оглянулась на заднее сиденье. Там в невообразимой позе спал Юрка Батькович. Там же, невидимый и немой, находился Андрей-тень. Она посмотрела прямо ему в глаза, и на мгновение ему показалось, что она увидела его, но вот черты ее лица смягчились, и она, улыбнувшись, протянула руку и поправила непослушную прядь волос, упавшую на сыновний лоб. Юрка заворочался, потянулся, при этом руки его прошли сквозь Андрея-тень, как сквозь пар, и снова затих.
— Ты знаешь, — задумчиво произнесла Алена, — мне приснился очень странный сон. Какой-то… совершенно дикий сон, я бы сказала…
— М-да? — Андрей хмыкнул и крепче сжал руль, объезжая возникшую в круге света небольшую ямку.
— Да… — она замолчала, зачем-то полезла в сумочку, потом отбросила ее в сторону и уставилась в окно, залитое чернильной тьмой. Не поворачивая головы, сказала:
— В этом сне, Андрюша, мне снилось, что я сплю и вижу сон… Про нас…
Он озадаченно посмотрел на нее.
— И что же мы? Веселимся голыми в бассейне у Степаныча?
— А что, Степаныч закончил бассейн? — безразлично спросила она, — у него же там с подрядчиком… — и, не меняя тона, продолжила: — нет, не про Степаныча. Про то, что я — это не я, а не пойми кто. Какая-то тень… — помолчав, сказала она, и Андрей-тень вздрогнул.
Словно я здесь с нами, в нашей машине на заднем сиденье. И я вижу, вот смешно, вижу тебя, точнее, твой затылок, вот так отчетливо вижу, и родинку эту твою, и раздражение под волосами, словно ты… Ты чесался там?
— Может, и чесался, не помню, — ответил Андрей. В его голосе сквозили раздражение и усталость.
— Ну… и себя вижу. Спящую, прямо рядом с тобой. Я такая некрасивая, когда сплю. Рот открыт так, будто я умерла. Помнишь, у Дали в «Дневнике одного Гения?» Когда он спал и пускал слюну? Я все смотрела на себя и думала: когда же она пустит слюну? И еще, смешной такой момент, я все пыталась почему-то почувствовать что-то к себе. Ощутить родство. И… не поверишь — вообще ничего не ощущала.
Потом, я посмотрела вбок и увидела Юрку Батьковича. Как он болтает ногой во сне, словно собачка. Я так и подумала: как песик, и мне, — она поперхнулась, и все наигранное веселье улетучилось из ее голоса, — мне стало неприятно. Понимаешь, мне был неприятен собственный сын! Вот только… я не чувствовала, что это мой сын. Признаюсь честно, я вообще не уверена, что была женщиной…
— А кем же? Степанычем? — проворчал муж.
— Да что ты пристал с этим Степанычем? Ты слушай, это такой сон, который надо рассказать. Тогда не сбудется.
Андрей замолчал. По его лицу было ясно, что он пропускает монолог жены через некий фильтр, позволяющий ему оставаться сосредоточенным и следить за ночной дорогой.
Зато Андрей-тень слушал и впитывал каждое слово.
— И вот, я сидела там сзади и пыталась вспомнить, что вы — моя семья. А я… а я — это ты! — с каким-то детским удивлением вскрикнула она. — Ну да, я это ты! Или… не совсем ты. Сам черт ногу сломит. Ты, утративший способность любить нас, вот так! Но, не потому, что ты плохой человек, а потому, что… ты… это не ты, — она хихикнула, и Андрей озабоченно посмотрел на нее.
Так вот, я сижу и смотрю, и тут я понимаю, что все мы, все без исключения, вот-вот… — она понизила голос до шепота, — умрем.
Не отвечая, Андрей включил поворотник и мягко припарковал машину у обочины. Нажал на кнопку аварийной сигнализации и, не глуша мотор, внимательно посмотрел на жену.
— И от чего же мы умрем? — серьезно спросил он.
— Мы столкнемся с айсбергом, — без тени сомнения ответила Алена.
Глава 4
1
Андрея разбудили пружины матраса, немилосердно впившиеся в бок и омерзительно скрипящие при малейшем движении.
Не открывая глаз, он старался удержать обрывки ускользающего сна. Айсберг… Она сказала: «Айсберг…» Постойте-ка, ведь это…
… скатился с кровати под жалобный хор пружин и, попытавшись сесть, чуть не упал на пыльный деревянный пол.
Отчаянно ныла челюсть, сводило в паху, но в целом, учитывая все обстоятельства, он чувствовал себя весьма сносно. Головная боль, мучившая его весь вчерашний день, прошла без следа.
