Карикатурно широкие, плотно сомкнутые губы были подобны линии, нарисованной помадой дрожащей старческой рукой.
В трясущихся желеобразных лапах тварь сжимала длинную, тяжелую, туго натянутую цепь. На расстоянии метра цепь раздваивалась и крепилась к кожаным шипастым ошейникам, одетым на…
Должно быть, именно в этот момент Андрей закричал. Паралич ужаса лишил его возможности двигаться. Та часть его мозга, что была сформирована благодаря человеческой цивилизации, рациональная, разумная половина, отчаянно протестовала, отказываясь верить тому, что он увидел, тогда как более древняя часть, ящер, запертый в глубине подсознания, уже реагировала, насыщая кровь адреналином. Он сделал шаг назад, не переставая истошно кричать, как, должно быть, кричал его обезьяноподобный предок, оказавшись перед лицом смертельной опасности; как смело и безрассудно кричит добыча, преследуемая жестоким зверем. В этом вопле смешались ужас и безысходность. Вызов и абсурдное желание антилопы испугать льва.
Твари, впряженные в дрезину, чем-то неуловимо напоминали морских тараканов размером с волов. Широкие, плоские, слепые морды оканчивались круглыми, похожими на присоски зубастыми ртами, обрамленными белесыми ресничками, постоянно находящимися в хаотичном движении. Тела, покрытые твердыми желтоватыми панцирями, без труда тянули тяжелую дрезину. Верхняя половина туловища была приподнята и на ней, прямо на гноисто— желтом сегментном брюшке, находились в постоянном движении две человеческие руки. Чуть ниже головы хаотично шевелился клубок мускулистых щупалец, то вытягиваясь вперед и слепо хватаясь за воздух, то раскрываясь омерзительным цветком, открывая второй, усеянный иглообразными зубами рот.
Вся эта мерзость моментальной фотографией отпечаталась в голове Андрея. Ему казалось, что время остановилось — тяжелая цепь замерла в руках у жуткого двухметрового младенца; его скакуны, словно сошедшие с картин Босха, замерли монструозными статуями; птицы черными кляксами застыли в мертвом небе.
Исчезли все звуки. Сам воздух превратился в патоку. Остался только крик.
На протяжении терции, секунды, а может быть — вечности, Андрей не мог определить источник крика. Но вдруг с ужасом осознал, что кричит он сам. Кричит — разрывая легкие, вытаращив глаза и пятясь прочь от кошмара.
Неумолимый ход времени возобновилось со щелчком.
Услышав вопль Андрея, чудовищный кучер вскочил со скамьи и взревел в ответ. Его жирная голова раскололась пополам, явив чудовищных размеров черную пасть, вооруженную многочисленными рядами острейших мелких зубов. Из глотки выстрелило в воздух жирное щупальце длинного слюнявого языка. С ревом тварь натянула поводья, и его скакуны, исходя пеной, увеличили прыть.
Андрей повернулся и побежал к далекому локомотиву, чудом умудряясь не попасть между шпалами. Он понимал, что стоит ему споткнуться, и монстр настигнет его и тогда… Тогда…
Он продолжал кричать, понимая, что нужно остановиться. Легкие горели от напряжения, адреналин наполнял кровь, заставляя ее гулко стучать в висках. Давление в мочевом пузыре стало невыносимым-казалось, внутри него разбухает футбольный мяч. Не сбавляя ходу, он пытался оглянуться, но некая часть его, тот самый внутренний зверь, не давала ему совершить этой ошибки. Все силы уходили на то, чтобы бежать, бежать, думая лишь о том, как не упасть. Почему-то ему не приходило в голову, что можно свернуть с колеи: чутье подсказывало, что если кучер спустит своих зверей с цепи, они нагонят его в два счета.
Из глубин подсознания пришло понимание того, что рано или поздно он выдохнется и упадет. Тогда — конец.
Теперь Андрей отчетливо ощутил вонь от существ, преследующих его, — потянуло тухло-разлагающейся рыбой и кислым удушливым ацетоном. Он отчетливо слышал их хриплое булькающее дыханье — казалось, их слепые морды находятся на расстоянии всего лишь нескольких сантиметров от его затылка. Он слышал, как монстр нетерпеливо подгоняет их, отдавая короткие приказы на гортанном, рычащем языке.
Он не сразу понял, что тварь обращается непосредственно к нему.
— Стой! — пророкотал он за его спиной, — ну же, не бойся, малыш!
Слова, что произносила тварь, звучали неестественно, так, словно артикуляционный аппарат существа не был приспособлен для человеческой речи. Интонация, акценты, ударения — все звучало нелепо и в то же время ужасно. Андрей как зачарованный вслушивался в этот странный, неестественный голос. Отвлекся и вдруг почувствовал, как земля уходит из-под ног.
Он упал, еле успев подставить руки и чувствительно ударившись ладонями о гнилую древесину.
— Расшибся, мальчуган? — почти весело проревел монстр, — сейчас, лежи, лежи, я помогу тебе!
Загремели цепи. Чутье подсказало Андрею, что происходит. Локомотив находился в двух шагах, и он пополз к нему, не делая попыток встать. Если ему удастся забраться под колеса, существо не сможет достать его! Не сможет достать…
Он почти что успел, стараясь не отвлекаться на хриплые приказы монстра и лай его зверей, и видел уже ржавые, кажущиеся огромными колесные пары и то, что лежало под ними прямо на рельсах, то, что издалека казалось просто красными тряпками, а вблизи…
Он снова закричал, полностью оглохнув от собственного крика, и в это мгновение что-то крепко ухватило его за ногу. Рывком потянуло в воздух — и перед глазами заплясали красные точки. Он висел на расстоянии нескольких метров от земли, удерживаемый за ногу мускулистым, холодным, как лед, щупальцем. Миг, и его швырнуло о землю спиной с такой силой, что он потерял способность дышать. Медленно над ним склонилась огромная, плоская, слепая морда. Из круглого рта, в глубине которого что-то кипело, капала вязкая белесая субстанция. Существо издало высокий резкий звук.
— Ну вот, — прогрохотал голос кучера, — я же говорил, лежи. Лежи, мой милый, добрый мальчик. А теперь… — он почти прошептал, — мы разорвем тебя на куски.
Прозвучал короткий как выстрел приказ на все том же грозном гортанном языке. Омерзительные звери взвыли победно. Рука, так похожая на человеческую, пригвоздила Андрея к земле. Рот твари, удерживающей его, — круглая воронка, напоминающая присоску миноги, стал раскрываться все шире и шире, и шире, грозя проглотить весь мир целиком.
Андрей не мог дышать. Он открыл рот, чтобы закричать, но понял, что потерял не только слух, но и голос. Предсмертный парализующий ужас отключал его нервную систему. Возможно, то же самое происходит с газелью, уставшей сопротивляться львам. Она засыпает, покорная судьбе, чтобы никогда больше не проснуться.
Все потеряло значение, цвет и форму. Он падал в черное забытье, теряя рассудок.
Теряя жизнь.
Интерлюдия 3
«Ауди» бесшумно катилась по ночной трассе. Далеко-далеко, на горизонте, небо потихоньку начинало бледнеть — тьма готова была уступить свету. Дорога же оставалась темной — не горел ни один из редких фонарей и тени неохотно отступали перед ярким светом фар, тотчас же смыкаясь позади плотными бархатными шторами.
