Андрей и не понял, когда именно он начал напевать, сначала просто мычать вполголоса, не совсем соображая, что именно поет. Постепенно песня оформилась, и он, к удивлению своему, понял, что это «Лето» Виктора Цоя. Последний раз он пел ее, будучи студентом, под гитару, расстроенную настолько, что отличить F от A было почти невозможно.
— Электрички набиты битком, все едут к реке… — мурлыкал он, глядя по сторонам. А где она, река-то? В этом клятом городе вообще есть река или… быть может, подземный ручей? Подземное озеро, наполненное чистой прозрачной водой, в глубине которого в абсолютной темноте плавают огромные безглазые сомы…
— …Солнце в кружке пивной, солнце в грани стакана в руке, — продолжил он и вдруг понял, что фальшивит. Мысль о гигантских скользких сомах, медленно извивающихся в черной смоляной жиже, испортила ему настроение. Одновременно с этим он почувствовал легкую боль в желудке, не боль даже, а скорее тень боли, некое распирающее давление, что прошло, не успев оформиться. Он потер живот и пошел дальше уже молча, стараясь вернуть ощущение детской радости. Летние краски вокруг него выцвели так, будто солнце скрылось за легкой дымкой. Он поднял голову и, прищурившись, посмотрел на ослепительный бело-желтый шар, столь яркий на фоне голубого неба. Нет, с солнцем было все в порядке — это он, он не может избавиться от… клейма города. Что ж, это пройдет. Он улыбнулся и ускорил шаг, надеясь на то, что идет в правильном направлении. Хотя, по здравому размышлению, любое направление рано или поздно приведет его к людям… В том случае если его не встретят огромные слепые… Он упрямо встряхнул головой, отгоняя мерзкие мысли.
Пейзаж постепенно менялся. Вдоль дороги попадалось все больше живописных, сплошь заросших бурьянами да вьюном развалин. Некоторое здания сохранились лучше других и пялились на него черными провалами окон. Впрочем, в этих взглядах не было больше ни зла, ни угрозы.
Он прошел мимо почти уцелевшего домика под двускатной крышей, увитого диким виноградом. Над входом висело две буквы: «К» и «Ф». Он поискал глазами «А» и «Е», но их не было ни на стене фасада, ни на земле. Кафе, впрочем, выглядело на удивление дружелюбно. Если бы не выбитые стекла да раскрошившаяся штукатурка, тут и там обнажившая кирпичную кладку, можно было бы предположить, что заведение до сих пор работает, пусть и не пользуясь особым успехом у посетителей. Девичий виноград, плющ и вьюн, соревнуясь друг с другом, стремились к крыше, черепица на которой казалась почти новой, свежей и ярко-играющей на солнце. Вокруг кафе когда-то располагался небольшой палисад, ныне превратившийся в миниатюрные разноцветные джунгли. Андрей скорее почувствовал, нежели увидел движение сбоку — стремительно обернувшись, он уставился на тощего, но очень довольного кота, что, не таясь, развалился в траве и отчаянно вылизывал лапу. Заметив его, кот живо вскочил на все четыре и потрусил к Андрею, громко мурлыкая. Приблизившись на расстояние вытянутой руки, он внезапно остановился и сел, важно обвив себя хвостом, — зеленые огромные глаза изучали Андрея внимательно, но совершенно без страха. Удовлетворившись осмотром, кот зевнул, показав на удивление розовый язычок, и, зажмурившись, лег, не переставая мурчать.
— Мне нечем тебя накормить, — Андрей не без сожаления вспомнил о шоколадке, оставшейся в кармане куртки. Он внезапно понял, что и сам не отказался бы от кусочка-двух.
Кот кивнул и, закрыв глаза, внезапно перевернулся на спину, распластав все четыре лапы в воздухе. Живот у него был мохнатый и… тоже довольный настолько, насколько может быть доволен живот. Каждое движение животного говорило о том, что все в порядке, все как-нибудь переменится и обязательно к лучшему.
Андрей вежливо попрощался с котом и пошел дальше, глазея по сторонам как турист. Он видел все больше машин, заросших травой и как бы вплавленных в древний асфальт. Проходил мимо домов разной степени изношенности — некоторые почти сравнялись с землей, другие, напротив, выглядели так, как если бы обитатели покинули их только вчера. Возле магазина с большой надписью «Хозтовары» он обнаружил велосипед, немного ржавый, но на вид совершенно пригодный, если не считать спущенных колес. Андрей остро пожалел, что у него нет возможности прокатиться на велике по городу, как в старые добрые времена.
Оказавшись у огромной арки, сплошь увитой разнообразной зеленью, он не сразу сообразил, на что смотрит, а осознав, испытал укол давешнего страха. Перед аркой был установлен проволочный каркас, голый и свободный от вездесущей зелени, изображавший двух слонов, стоящих напротив друг друга с поднятыми хоботами. Должно быть, на этом каркасе когда-то росли однолетние цветы. Рядом с аркой находилось низкое одноэтажное здание с большой, полностью сохранившейся вывеской, поясняющей всем и каждому, что здесь находится террариум и выставка бабочек. Все стекла напрочь отсутствовали — заглянув внутрь, Андрей не увидел ничего, кроме пыльных стеклянных аквариумов.
За аркой начиналась аллея, сильно заросшая растениями, более всего напоминающими гигантские лопухи. В конце аллеи на белом постаменте была установлена скульптурная группа, изображающая льва с широко раскрытой пастью. Возле него мирно паслась крупная антилопа, под ногами у которой путался маленький ягненок. Рядом, спиною ко льву, вздыбился на задние лапы огромный косматый медведь — кусок его головы откололся и валялся рядом с постаментом.
Прочь от скульптурной группы разбегались дорожки — на некоторых из них все еще сохранились деревянные указатели. С этого места можно было увидеть несколько пустых клеток и высохший пруд, в центре которого находился фонтан, выполненный в виде огромного аиста.
Некоторое время он успокаивал себя: логика подсказывала, что зоопарк совершенно пуст, но подсознание упрямо твердило о безглазых скулящих тварях, что прячутся в кустах. И вправду, кусты шевельнулись и на мгновение у него остановилось сердце, но вместо чудовищного монстра на дорожку выпрыгнул еще один кот, черный, как смоль, и жирный настолько, что брюхо его курдюком раскачивалось при ходьбе. Кот посмотрел на Андрея с каким-то высокомерным презрением, язвительно мяукнул и комично потрусил прочь, размахивая животом.
Андрей все же решил не заходить внутрь пустого, залитого немилосердно припекающим солнцем зоопарка. Ему хотелось как можно скорее покинуть город и оказаться в более… обжитых местах.
Он прошел мимо небольшой площади, выложенной простыми бетонными плитами, на которой росли голубые ели. В центре ее расположилось двухэтажное здание с колоннами — почти неповрежденное, за исключением провалившейся крыши. Над большими двустворчатыми дверями, было написано: «Музей Фле…» Двери были распахнуты, и за ними в глубину здания уходил темный коридор — на полу красным языком распласталась ковровая дорожка, усыпанная сухой листвой. Андрей не стал останавливаться — ему все время казалось, что нужно уйти, уйти как можно быстрее, поскольку солнце в любой момент могло скрыться за плотным одеялом туч, а земля — в осклизлом мертвом тумане, порождающем чудищ. Но, против его ожиданий, солнышко все так же весело отражалось от уцелевших стекол, блики играли в небольших лужах, оставшихся, должно быть, после недавнего дождя. Деревья казались яркими, живыми, настолько, что на них, в прямом смысле слова, было больно смотреть — одуванчики желтыми веселыми глазками следили за ним с земли. Тут и там с ними соседствовали ромашки, лютики и даже тюльпаны: нежно-красные, желтые и белые — беспринципно росли вперемешку. Он видел заросли диких роз — красное на зеленом, цветы, подобные свежепролитой крови. Видел, как клен склонился над дикой вишней, усыпанной белым цветом, и о чем-то шептался с нею. Видел, как раскачивались ветви большой старой яблони, как скрипела древесина, недовольная, должно быть, жарой, и как солнечные зайчики гонялись друг за другом в ее ветвях. Мир напоминал ему живот давешнего кота — счастливый и беззаботный. В этом мире не было места ужасам. Здесь… все было хорошо.
