Через несколько часов, порядком устав и проголодавшись, он начал подумывать о том, что идет не в том направлении. Плотная стена деревьев закрывала обзор, и он не видел ни одного ориентира, ни одного дорожного знака, ни одного знакомого здания — все только развалины той или иной степени живописности. В довершение ко всему, хотелось пить. Андрей начал уже поглядывать на вполне пристойно выглядевшие лужи с чистой прозрачной водой… но одернул себя. Не хватало еще лакать подобно собаке. Словно в ответ на его мысли, где-то вдалеке залаяла-завыла собака. Голос показался ему знакомым, но прежде чем он задумался, лай стих, уступив место привычному уже щебетанью птиц, почти невидимых в густой листве.
Он в задумчивости остановился, не совсем понимая, куда идти дальше. Дорога вилась вдоль зарослей деревьев, стоявших почти вплотную друг к другу. Подлесок был настолько густым, что любой, рискнувший прогуляться по нему, неминуемо переломал бы себе ноги. Справа тянулись развалины — проходы между зданиями были забиты горами сухой листвы и разнообразным мусором, за годы превратившимся в единую массу, состоящую из веток, каких-то металлических конструкций, кирпича, кусков черепицы и совсем уж непонятного хлама. Оставалось идти вперед или поворачивать назад, что неминуемо приведет его к луна-парку.
Андрей пожал плечами и пошел вперед, быстро, нервно, почти бегом. Несмотря ни на что, хорошее настроение не оставляло его — отчего-то он был абсолютно уверен, что вокзал окажется за следующим поворотом, если нет, то точно за следующим холмом.
Так и случилось.
4
Не прошло и двадцати минут, как он оказался на перекрестке. Влево уходила дорога, показавшаяся ему смутно знакомой, — поразмыслив, он понял, что она ведет в гостиницу, в которой он ночевал. Справа, буквально метрах в ста от него, на фоне бесконечного неба четко очерчены были руины здания железнодорожного вокзала, более напоминавшие гнилой разрушенный зуб. От здания остались две боковые стены — внутреннее пространство представляло собой месиво из битого кирпича, стекла и сломанных стульев. За рухнувшей задней стеной открывался вид на бесконечную зеленую равнину — нигде не было и следа рельсов, только стоящий вдалеке остов локомотива служил своеобразным ориентиром.
Андрей подошел вплотную к руинам. На одной из боковых стен удивительным образом уцелел плакат, изображающий румяную женщину-проводницу в окружении молодых людей с сияющими улыбками и шаловливыми глазами. Все они держали в руках большой транспарант, надпись на котором, впрочем, стерлась. Глаза у женщины были неестественно голубыми, в тон пронзительно— голубому небу. Глядя на нее, Андрей снова почувствовал резь в животе, будто кто-то там неспешно потянул за кишку. Он поморщился и неожиданно раскатисто рыгнул, с отвращением отметив тухлый запах, вырвавшийся изо рта. Впрочем, после отрыжки боль в животе прошла.
Андрей подумал было о том, чтобы пройти через развалины, но вовремя остановился. Гораздо легче было обойти здание сбоку и выйти непосредственно на перрон, не подвергая себя лишнему риску. Как сильны порой устоявшиеся привычки, заставляющие нас идти лишь проторенными дорожками. Ему даже и не пришло в голову, что здания, по сути, больше нет, равно как и забора, окружающего его. Посмеявшись над собой, он быстро обошел руины, стараясь держаться подальше от шатких стен, и оказался на площадке перрона. Даже с этого места он с трудом разглядел ржавые рельсы, почти сокрытые в густой яркой траве.
Недолго думая, он спрыгнул вниз и быстро пошел вдоль путей, не оглядываясь назад.
Вскоре он поравнялся с локомотивом, теперь более напоминающим скелет диковинного динозавра, века тому увязшего в зеленом море. Кое-где металл проржавел насквозь — солнце проникало в эти дыры, и там, в глубине сумрачных каверн, неслышно кружилась пыль. Оба глаза-фары были разбиты и вырваны; краска облезла — и красавец-локомотив покрылся бахромой ржавчины. Андрей почувствовал, как страх холодными пальцами коснулся его затылка: сейчас он снова услышит тот самый граммофонный голос, декламирующий дикие стихи и…
Ничего не произошло. Более того, сквозь мутное стекло водительской кабины, на Андрея с любопытством уставились сразу несколько воробьев, каким-то чудом оказавшихся внутри. Подобно самым маленьким в мире кондукторам, птички о чем-то спрашивали его, чирикая и топорща перышки.
— Вот так… — произнес он, ощущая, как страх уходит, рассеивается в горячем воздухе, — вот так.
Он пошел дальше, и вскоре остов локомотива остался далеко позади, превратившись сначала в игрушечное свое подобие, а потом и вовсе растворившись в легкой летней дымке.
Андрей продолжал ощущать почти истерическую радость. Ему не хотелось задумываться о том, что ждет его впереди — он просто шел, глубоко вдыхая ароматный теплый воздух, и улыбался, как идиот. Все казалось ему простым и незамутненным — с мира сняли грязное покрывало, обнажив блестящий, сверкающий на солнце хром. Рано или поздно рельсы выведут его к цивилизации, и тогда… Тогда…. Признаться, он не имел ни малейшего представления о том, что с ним будет дальше. Более того, он сильно сомневался в реальности того, что пережил. Быть может, последние несколько дней он отлеживался на пустыре после травмы головы, переживая на диво подробные и красочные галлюцинации? Тогда… в таком случае, его жена и сын живы, они должны быть живы — мысль о том, что с ними произошло то, в чем пытался убедить его отвратительный хозяин города, теперь казалась по меньшей мере дикой. Подобного рода вещам просто не было места в реальном мире, наполненном пением птиц, и…
Он остановился, почувствовав, как тонкие волоски на шее разом вздыбились. Прислушался, стараясь убедить себя в том, что ему почудилось. На мгновение расслабился, но вот звук повторился снова.
Далекий ритмичный перестук колес.
Он уставился в землю, боясь поднять глаза и утвердиться в своих самых худших предположениях… Разумеется, это поезд, или электричка, или, быть может, сервисный вагон, обслуживающий пути. Он… он едет сюда, в эту глушь, к этим… этим… чертовым руинам для того, чтобы…
Андрей задрожал, пересилил себя и все же посмотрел вперед, поначалу не увидев ровным счетом ничего. Он прищурился, против воли скрипя зубами, ожидая, что за спиной его вот-вот раздастся усиленный динамиками страшный механический голос, и тогда, тогда…
К нему приближалась дрезина. Теперь он отчетливо видел ее, видел высокую фигуру, закутанную в длинное черное пальто с развевающимися фалдами. Это был ОН! Тварь-охотник в сопровождении своих псов! Они выследили его!!!
5
Не помня себя, он упал на колени и закрыл лицо руками. Дрезина быстро приближалась — бежать было поздно. Да и некуда. Все было… впустую. Разве мог он, ничтожная тля, вообразить, что ему удалось победить столь могущественное зло, сжечь чудовище, создающее миры? Нет, его всего лишь отпустили ненадолго, как кот порой отпускает мышку, для того чтобы снова прихлопнуть ее лапой, и снова, и снова, и снова, пока у несчастной жертвы не разорвется сердце от ужаса.
Дрезина теперь была совсем близко — как же он не замечал ее раньше? Как он мог не услышать рычанья рвущихся с цепей слепых тварей?! Он чувствовал, как вибрируют ржавые рельсы.
